Она вышла в своем единственном платье, и
я смутился, увидев на ее чулках дорожную грязь. Как выяснилось, ее вещи
могли прибыть в Лейден лишь через несколько дней, а ей было необходимо
переодеться. Сначала она ни за что не хотела согласиться на такие расходы;
но я напомнил ей, что теперь она сестра богатого человека и должна достойно
играть эту роль, а в первой же лавке она вошла во вкус, и глаза у нее
разгорелись. Мне приятно было видеть, как наивно и горячо она радуется
покупкам. Меня удивляло, что я и сам увлекся: мне все было мало, все
казалось недостаточно красивым для нее, и я не уставал восхищаться ею в
различных нарядах. Право же, я начал понимать мисс Грант, которая столько
внимания уделяла туалетам; в самом деле, одевать красивую девушку -- одно
удовольствие! Кстати говоря, голландские ситцы необычайно дешевы и хороши;
но мне стыдно признаться, сколько я уплатил за чулки. А всего я потратил на
все эти прихоти -- иначе их не назовешь -- столько, что долго потом мне было
совестно тратиться, и как бы в возмещение я почти ничего не купил из
обстановки. Кровати у нас были, Катриона приоделась, в комнатах хватало
света, я мог ее видеть, и наше жилье казалось мне просто роскошным.
Когда мы обошли все лавки, я проводил ее домой и оставил там вместе с
покупками, а сам долго бродил в одиночестве и читал себе нравоучения. Вот я
приютил, можно сказать, пригрел на своей груди юную красавицу, такую
неискушенную, что ее всюду подстерегают опасности. После разговора со старым
голландцем, когда мне пришлось прибегнуть ко лжи, я почувствовал, каким
должно казаться со стороны мое поведение; а теперь, вспоминая свой недавний
восторг и безрассудство, с которым я накупил столько ненужных вещей, я и сам
понял, что поведение мое далеко не безупречно. Если бы у меня действительно
была сестра, думал я, разве я решился бы так выставлять ее напоказ? Но такой
вопрос показался мне слишком туманным, и я поставил его поиному: доверил бы
я Катриону кому бы то ни было на свете? И, ответив себе на него, я весь
вспыхнул. Ведь если сам я поневоле попал в сомнительное положение и вовлек в
него девушку, тем безупречней я должен теперь себя вести. Без меня у нее не
было бы ни крова, ни пропитания; и если я как-либо оскорблю ее чувства, уйти
ей некуда. Я хозяин дома и ее покровитель; а поскольку у меня нет на это
прав, тем менее будет мне простительно, если я воспользуюсь этим, пусть даже
с самыми чистыми намерениями; ведь этот удобный для меня случай, которого ни
один разумный отец не допустил бы даже на миг, самые чистые намерения делал
бесчестными. Я понимал, что должен быть с Катрионой весьма сдержанным, и,
однако же, не сверх меры: ведь если мне нельзя добиваться ее
благосклонности, то я обязан всегда быть радушным хозяином. И, разумеется,
тут необходимы такт и деликатность, едва ли свойственные моему возрасту. Но
я безрассудно взялся за опасное дело, и теперь у меня был только один выход
-- держать себя достойно, пока весь этот клубок не распутается. |