А я не хочу, чтобы ваша дочь
нуждалась. Если бы я осмелился заговорить об этом с ней, можете не
сомневаться, вам я ни за что не доверился бы. Ведь я знаю вас, как свои пять
пальцев, и все ваши россказни для меня не более чем пустые слова. Однако я
верю, что вы по-своему все-таки любите дочь, и я вынужден удовольствоваться
этой почвой для доверия, сколь бы зыбкой она ни была.
Я условился с ним, что он сообщит мне свой адрес и будет писать мне о
здоровье Катрионы, а я за это стану посылать ему небольшое пособие.
Он слушал меня с жадным интересом и, когда я кончил, воскликнул:
-- Мой мальчик, мой милый сын, вот теперь я наконец тебя узнаю! Я буду
служить тебе верно, как солдат...
-- Не хочу больше этого слышать! -- сказал я. -- Вы довели меня до
того, что от одного слова "солдат" меня тошнит. Итак, мы заключили сделку. Я
ухожу и вернусь через полчаса: надеюсь, к тому времени вы очистите мои
комнаты.
Я дал им вдоволь времени; больше всего я боялся снова увидеть Катриону,
потому что уже готов был малодушно расплакаться и разжигал в себе
ожесточение, чтобы не потерять остатки достоинства. Прошло, наверное, около
часа; солнце село, узкий серп молодого месяца следовал за ним на западе по
залитому багрянцем небосклону; на востоке уже загорелись звезды, и, когда я
наконец вернулся к себе, мою квартиру заливали синие сумерки. Я зажег свечу
и оглядел комнаты; в первой не осталось ничего, что могло бы пробудить
воспоминание об уехавших, но во второй, в углу, я увидел брошенные на полу
вещи, и сердце мое чуть не выскочило из груди. Она оставила все наряды,
которые я ей подарил. Этот удар показался мне особенно чувствительным, быть
может, потому, что он был последний; я упал на сваленное в кучу платье и вел
себя так глупо, что об этом лучше умолчать.
Поздно ночью, стуча зубами от холода, я кое-как собрался с духом и
должен был позаботиться о себе. Я не мог выносить вида этих злополучных
платьев, лент, сорочек и чулок со стрелками; и мне было ясно, что, если я
хочу вновь обрести душевное равновесие, надо избавиться от них, прежде чем
наступит утро. Первой моей мыслью было затопить камин и сжечь их; но,
во-первых, я всегда терпеть не мог бессмысленного расточительства; а
во-вторых, сжечь вещи, которые она носила, казалось мне кощунством. В углу
комнаты стоял шкаф, и я решил положить их туда. Это заняло у меня много
времени, потому что я очень неловко, но тщательно складывал каждую вещицу, а
порой со слезами ронял их на пол. Я совершенно измучился, устал так, словно
пробежал без отдыха много миль, и все мое тело ныло, словно избитое;
складывая платочек, который она часто носила на шее, я заметил, что уголок
его аккуратно отрезан. Платочек был очень красивого цвета, и я часто говорил
ей об этом; я вспомнил, что однажды, когда этот платочек был на ней, я
сказал в шутку, что она носит мой флаг. |