Теперь судите сами. Кемпбеллы ждут отмщения. Если
отмщения не будет, если ваш Джемс избегнет кары, Кемпбеллы возмутятся. А это
означает волнения во всей горной Шотландии, которая и без того неспокойна и
далеко не разоружена: разоружение -- просто комедия...
-- Могу это подтвердить, -- сказал я.
-- Волнения в горной Шотландии сыграют на руку нашему старому,
недремлющему врагу, -- продолжал прокурор, тыча пальцем в воздух и не
переставая шагать по комнате, -- и могу поручиться, что у нас снова будет
сорок пятый год, на этот раз с Кемпбеллами в качестве противника. И что же,
ради того, чтобы сохранить жизнь вашему Стюарту, который, кстати, уже
осужден и за разные другие дела, кроме этого, -- ради его спасения вы хотите
ввергнуть родину в войну, рисковать попранием веры ваших отцов, поставить
под угрозу жизнь и состояние многих тысяч невинных людей?.. Вот какие
соображения влияют на меня и, надеюсь, в не меньшей мере повлияют на вас,
мистер Бэлфур, если вы преданы своей стране, справедливому правительству и
истинной вере.
-- Вы откровенны со мной, милорд, и я вам за это очень признателен, --
сказал я. -- Со своей стороны, постараюсь быть не менее честным. Я понимаю,
что ваши политические соображения совершенно здравы. Я понимаю, что на
плечах вашей светлости лежит тяжелое бремя долга, понимаю, что ваша совесть
связана присягой, которую вы дали, вступая на свой высокий пост. Но я
простой смертный, я даже не дорос до того, чтобы называться мужчиной, и свой
долг я понимаю просто. Я могу думать только о двух вещах: о несчастном,
которому незаслуженно угрожает скорая и позорная смерть, и о криках и
рыданиях его жены, которые до сих пор звучат у меня в ушах. Я не способен
видеть дальше этого, милорд. Так уж я создан. Если стране суждено погибнуть,
значит, она погибнет. И если я слеп, то молю бога просветить меня, пока не
поздно.
Он слушал меня, застыв на месте, и стоял так еще некоторое время.
-- Вот негаданная помеха! -- произнес он вслух, но обращаясь к самому
себе.
-- А как ваша светлость намерены распорядиться мною? -- спросил я.
-- Знаете ли вы, -- сказал он, -- что, если я пожелаю, вы будете
ночевать в тюрьме?
-- Милорд, -- ответил я, -- мне приходилось ночевать в местах и похуже.
-- Вот что, юноша, -- сказал он, -- наша беседа убедила меня в одном:
на ваше слово можно положиться. Дайте мне честное слово, что вы будете
держать в тайне не только то, о чем мы говорили сегодня вечером, но и все,
что касается эпинского дела, и я отпущу вас на волю.
-- Я дам слово молчать до завтра или до любого ближайшего дня, который
вам будет угодно назначить, -- ответил я. -- Не думайте, что это хитрость;
ведь если бы я дал слово без этой оговорки, то ваша цель, милорд, была бы
достигнута.
-- Я не собирался расставлять вам ловушку.
-- Я в этом уверен, -- сказал я. |