-- Я не собирался расставлять вам ловушку.
-- Я в этом уверен, -- сказал я.
-- Дайте подумать, -- продолжал он. -- Завтра воскресенье. Приходите ко
мне в понедельник утром, в восемь часов, а до этого обещайте молчать.
-- Охотно обещаю, милорд. А о том, что я от вас слышал, обещаю молчать,
пока богу будет угодно продлевать ваши дни.
-- Заметьте, -- сказал он затем, -- что я не прибегаю к угрозам.
-- Это еще раз доказывает благородство вашей светлости. Но все же я не
настолько туп, чтобы не понять смысла не высказанных вами угроз.
-- Ну, спокойной ночи, -- сказал Генеральный прокурор. -- Желаю вам
хорошо выспаться. Мне, к сожалению, это вряд ли удастся.
Он вздохнул и, взяв свечу, проводил меня до входной двери.
ГЛАВА V. В ДОМЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА
На следующий день, в воскресенье, двадцать седьмого августа, мне
удалось наконец осуществить свое давнее желание -- послушать знаменитых
эдинбургских проповедников, о которых я знал по рассказам мистера Кемпбелла.
Но увы! С тем же успехом я мог бы слушать в Эссендине почтенного мистера
Кемпбелла. Сумбурные мысли, беспрестанно вертевшиеся вокруг разговора с
Престонгрэнджем, не давали мне сосредоточиться, и я не столько слушал
поучения проповедников, сколько разглядывал переполненные народом церкви;
мне казалось, что все это похоже на театр или (соответственно моему
тогдашнему настроению) на судебное заседание. Это ощущение особенно
преследовало меня в Западной церкви с ее трехъярусными галереями, куда я
пошел в тщетной надежде встретить мисс Драммонд.
В понедельник я впервые в жизни воспользовался услугами цирюльника и
остался очень доволен. Затем я пошел к Генеральному прокурору и снова увидел
у его дверей красные мундиры солдат, ярким пятном выделявшиеся на фоне
мрачных домов. Я огляделся, ища глазами юную леди и ее слуг, но их здесь не
было. Однако, когда меня провели в кабинетик или приемную, где я провел
томительные часы ожидания в субботу, я тотчас заметил в углу высокую фигуру
Джемса Мора. Его, казалось, терзала мучительная тревога, руки и ноги его
судорожно подергивались, а глаза беспрерывно бегали по стенам небольшой
комнатки; я вспомнил о его отчаянном положении и почувствовал к нему
жалость. Должно быть, отчасти эта жалость, отчасти сильный интерес, который
вызывала во мне его дочь, побудили меня поздороваться с ним.
-- Позвольте пожелать вам доброго утра, сэр, -- сказал я.
-- И вам того же, сэр, -- ответил он.
-- Вы ждете Престонгрэнджа? -- спросил я.
-- Да, сэр, и дай бог, чтобы ваш разговор с этим джентльменом был
приятнее, чем мой.
-- Надеюсь, что ваша беседа, во всяком случае, будет недолгой, так как
вас, очевидно, примут первым.
-- Меня нынче принимают последним, -- сказал он, вздернув плечи и
разводя руками. |