|
Напрасно я внушал себе, что я не просто деревенский юнец, а состоятельный владелец поместья и мне нечего робеть перед этими девицами, тем более что старшая была лишь немногим старше меня, и, разумеется, ни одна из них не была и вполовину так образованна, как я. Но эти доводы ничуть не помогали делу, и несколько раз я сильно краснел, вспоминая, что сегодня я в первый раз в жизни побрился. Несмотря на все их усилия, наша беседа не клеилась, и старшая сестра, сжалившись над моей неуклюжестью, села за клавикорды, которыми владела мастерски, и принялась развлекать меня игрой, потом стала петь шотландские и итальянские песни. Я почувствовал себя чуточку непринужденнее и вскоре осмелел настолько, что, вспомнив песню, которой научил меня Алан в пещере близ Кэридена, насвистал несколько тактов и спросил девушку, знает ли она ее. Она покачала головой. -- В первый раз слышу, -- ответила она. -- Просвистите всю до конца... А теперь еще раз, -- добавила она, когда я просвистел. Она подобрала мелодию на клавишах и, к моему удивлению, тут же украсила ее звучными аккордами. Играя, она скорчила забавную гримаску и с сильным шотландским акцентом пропела: Ферно ль я подобрала мотив? То ли это, что вы мне швистели? -- Видите, -- сказала она, -- я тоже умею сочинять стихи, только они у меня без рифмы. -- И опять пропела: Я мисс Грант, прокурорская дочка, Вы, мне сдается, Дэфид Бэлфур. Я сказал, что поражен ее талантами. -- А как называется эта песня? -- спросила она. -- Не знаю, -- ответил я. -- Я называю ее просто песней Алана. Девушка взглянула мне в глаза. -- Я буду называть ее "песней Дэвида", -- сказала она, -- но если она хоть чуть-чуть похожа на ту, что ваш тезка-израильтянин пел перед Саулом, то я не удивляюсь, что царь не получил никакого удовольствия, ведь мотив-то довольно унылый. Имя, которым вы окрестили песню, мне не нравится; так что если когда-нибудь захотите услышать ее еще раз, называйте по-моему. Это было сказано так многозначительно, что у меня екнуло сердце. -- Почему же, мисс Грант? -- спросил я. -- Да потому, -- ответила мисс Грант, -- что, если вас все-таки повесят, я положу ваши последние слова и вашу исповедь на этот мотив и буду петь. Сомнений не было -- ей что-то известно и о моей жизни и о моей беде. Что именно она узнала и каким образом -- догадаться было труднее. Она, конечно, знала, что имя Алана произносить опасно, и предупредила меня об этом; и, конечно же, она знала, что меня подозревают в преступлении. Я решил, что резкость ее последних слов (вслед за ними она тотчас же громко заиграла что-то бравурное) означала желание положить конец этому разговору. Я стоял рядом с нею, делал вид, будто слушаю и восхищаюсь, на самом же деле меня далеко унес вихрь собственных мыслей. |
