|
А сами хозяева, Светлана и я, — недееспособные. К Светлане вернулась ее болезнь, и ей придется скоро вернуться в больницу, а я без нее теперь не разберу, где право, где лево, в какую сторону идти. Лучше бы, конечно, не возвращаться в Москву, но к этому мы еще не были готовы. А ремонт спровоцировали молодые — Антонина с мужем. Они привели в порядок свою территорию, и нам ничего не оставалось, как продолжать.
Что касается моего творческого безделья, никакие даже самые искренние и справедливые советы мне уже не помогут. Без жены я в самый примитивный разговор боюсь встревать. Приедешь в Иркутск — если жив-здоров буду, то и от тебя буду прятаться. Да уже и прятался осторожно в этом году, ты мог это заметить. А в будущем, даже и ближнем, боюсь и думать. Но нынешнее мое пребывание в Москве будет как никогда тяжким. Одна радость — внуки. У Сергея. Парню, Грише Распутину, еще нет трех лет, а он уже читает и много чего знает, чего не знаю я. Девочка еще в материнской утробе, но вот-вот выберется на свет Божий. А мы, вместо того чтобы быть рядом с ними, зачем-то в Москве. Но думаю, Господь распорядится и нами тоже. А я ведь не был еще у Саввы. А надо. И тогда загляну в последний раз и к тебе тоже. А без тебя и к Савве не решаюсь. В. Распутин — В. Курбатову 2 декабря 2011 г. [Москва] Твое последнее письмо пришло довольно скоро — всего за десять дней. На этот раз я отзываюсь сразу же, пока не началась предпраздничная лихорадка. Агнесса Федоровна позвонила мне сразу по возвращении из Красноярска. Но то, что ты по своей дотошности обнаружил полное совпадение во времени ухода в мир иной Виктора Петровича и Марьи Семеновны, в рассказе Агнессы не было. И это действительно чудо — день в день и час в час. И никто иной, как сам Господь, мог об этом позаботиться. Едва ли мне удастся побывать еще в Красноярске. Без Светланы я ничто — ни сказать теперь, ни вспомнить, ни найти дорогу. А Светлана больна. От больницы до сих пор отказывались, но теперь уже, кажется, не миновать. С нетерпением она теперь ждет вестей из Иркутска и звонит каждый день: у Сергея вот-вот должна родиться девочка, и наша бабуля ждет ее с таким нетерпением, будто она, девочка-то, ее и спасет. А может, и верно спасет. В Москве тяжко, каждый день тьма и тьма. Она давит как-то уж очень безжалостно. Но теперь, похоже, и везде будет неуютно. Развлекает пока только Костя Житов. Звонит через день да каждый день, и все новости из Иркутска я получаю чуть ли не раньше иркутян. Похоронили Леню Бородина. Я был на отпевании в храме, а вечером в редакции его журнала. Отмаялся Леня. А маялся он очень, потому что годы и годы жил только переливаниями крови чуть ли не каждый месяц. Кто займет его место в журнале, пока окончательно не решено. Рвется откровенно Капитолина Кокшенева, но Ганичев стоит за Володю Крупина. Сейчас наш брат, похоже, этим и занят. Но кто бы ни пришел, придется ему тяжко. У Лени был авторитет не только писателя, но и страдальца за правду, у него, кроме того, был характер, и это помогало ему худо-бедно держать журнал на плаву. А у преемника его этого может не быть. Один из тех, кто давал деньги, был на прощальном ужине в журнале, и у меня не осталось сомнений, что давал их из уважения к Бородину. Ну, поживем — увидим! Будешь в Москве — дай, пожалуйста, знать. Я мог бы и к Агнессе подойти, если ты будешь у нее. В. Распутин — В. Курбатову 6 января 2012 г. [Москва] И еще раз с Новым годом и Рождеством Христовым! Дай-то Господь нам пищи духовной и телесной! А в храм сегодня не удастся пойти — уже который день бьет кашель, и унять никак не могу. А пишу вот по какому случаю. Я у Прилепина ничего, кроме его большой и очень мне понравившейся книги о Леонове, не читал. Все как-то руки не доходили. |
