– Да, это так же верно, как то, что ты – Энтони Фостер, – ответил Лэмборн.

– Превосходно, – сказал хозяин довольно мрачно – А чего, собственно, Майкл Лэмборн ожидает от своего посещения?

– Voto a dios! – воскликнул Лэмборн. – Я ожидал лучшего приема, чем тот, который нашел здесь.

– Ты, висельник, тюремная крыса, друг палача и его клиентов, – ответствовал Фостер, – как мог ты ожидать радушия от любого человека, чья шея далека от капюшонов Тайберна?

– Может, я и такой, как вы говорите, – сказал Лэмборн, – но если я даже и соглашусь с этим, чтоб не вступать в споры, я все‑таки довольно подходящий товарищ для моего старинного друга Энтони Поджигай Хворост, хоть он сейчас каким‑то непонятным образом и стал хозяином замка Камнор.

– Вы потише, Майкл Лэмборн, – ответил Фостер. – Вы игрок и живете тем, что рассчитываете свои шансы. Рассчитайте же, сколько у вас шансов на то, что я сейчас возьму да вышвырну вас из этого окна вон в ту канаву.

– Двадцать против одного, что вы этого не сделаете, – возразил неугомонный гость.

– А почему, скажите пожалуйста? – спросил Энтони Фостер, стиснув зубы, сжав губы и как бы стараясь подавить в себе порыв неистового чувства.

– А потому, – хладнокровно ответил Лэмборн, – что вы ни за что на свете меня и пальцем тронуть не посмеете. Я моложе и покрепче вас, во мне двойная доза дьявольской драчливости, хоть и нет, может быть, во мне этой демонской хитрости, которая роет себе под землей пути к своей цели, и прячет петлю под подушкой у людей, и подсыпает мышиного яду в их похлебку, как это мы иной раз видим в пьесах.

Фостер с серьезным видом взглянул на него, затем повернулся и дважды прошелся по комнате тем же самым спокойным и размеренным шагом, как и раньше. Затем внезапно воротился, протянул Майклу Лэмборну руку и сказал:

– Не гневайся на меня, мой славный Майк! Я хотел только проверить, не утратил ли ты свою былую и похвальную откровенность, которую твои завистники и клеветники называли наглым бесстыдством.

– Пусть называют ее как хотят, – сказал Майкл Лэмборн, – это тот груз, который мы должны таскать с собой по белу свету. Ух ты дьявольщина! Говорю тебе, куманек, что моего запаса самоуверенности всегда не хватало для ведения торговли. Я не прочь был прихватывать еще по две‑три тонны наглости в каждом порту, куда заходил во время жизненного плавания. Но зато я вышвыривал за борт остатки скромности и щепетильности, чтобы освободить в трюме нужное место.

– Ну, ну, – съязвил Фостер, – что касается щепетильности и скромности, то ты отплыл отсюда с полным грузом. А кто этот кавалер, милый Майк? Такой же развратник и головорез, как ты сам?

– Прошу познакомиться с мистером Тресилианом, забияка Фостер, – ответил Лэмборн, представляя своего друга в ответ на вопрос приятеля. – Познакомься с ним и изволь уважать его, потому что это джентльмен, исполненный самых замечательных достоинств. И хотя он пошел не по моей части – по крайней мере насколько мне известно, – он, тем не менее, питает должное уважение и восхищение к мастерам нашего дела. Ну, когда‑нибудь он и сам станет таким же, так оно обычно и бывает. А покуда он еще только неофит, только прозелит и затесывается в компанию знатоков дела, как новичок‑фехтовальщик приходит в школу мастеров, чтобы поглядеть, как управляются с рапирой учителя фехтования.

– Ежели он действительно таков, то прошу тебя пройти со мной в другую комнату, любезный Майкл, я должен поговорить с тобой наедине.