|
Питер и Пенни вынуждены взглянуть на фотографию. Любопытно, что Зиммермана сразу можно узнать, хотя в то время он был куда стройнее и с густой черной шевелюрой. Массивный нос неуклюже торчит над чуть искривленными губами, не совсем параллельными линии бровей, отчего на молодом лице застыло выражение тяжелой тупости, бесконечной настороженности и упорной жестокости, которая и теперь, в зрелом возрасте, помогает ему без труда укрощать даже самых отпетых и дерзких. - Да, это вы, - говорит Питер растерянно. - Мы никогда не проигрывали. Палец, такой близкий, вездесущий, опускается. Не сказав больше ни слова, Зиммерман поворачивается к ним огромной спиной и отходит. Ученики теснятся, давая ему дорогу. Вестибюль пустеет, начинается матч старшеклассников. От пальцев Зиммермана на обнаженной руке Пенни остались желтые следы. Она с гримаской отвращения трет руку. - Прямо хоть ванну принимай, - говорит она. И тут Питер понимает, что действительно любит ее. Они были одинаково беспомощны в руках Зиммермана. Он ведет ее по коридору, словно хочет вернуться в зал; но в конце коридора толкает двойную дверь и увлекает девушку наверх по темной лестнице. Это запрещено. По вечерам, когда бывают состязания, на дверь обычно вешают замок, но на этот раз сторожа забыли ее запереть. Питер опасливо озирается, но все, кто может их остановить, ушли в зал смотреть следующую игру. Вот они уже на первой площадке, снизу теперь их не видно. Лампочка над входом для девочек, за окном, забранным стальной решеткой, бросает вверх косые ромбы света, рассеивая темноту, так что можно видеть. Надо, чтобы Пенни могла видеть. Ее обнаженные руки кажутся серебряными, красные губы - черными. И его рубашка тоже кажется черной. Он расстегивает один рукав. - Это очень печальная тайна, - говорит он. - Но я люблю тебя, и ты должна знать все. - Подожди. - Что такое? Он прислушивается, думая, что она услышала чьи-то шаги. - Ты понимаешь, что говоришь? За что ты меня любишь? Тишину разрывает рев толпы - кажется, будто вокруг них бушует океан. Здесь, на площадке, неуютно и холодно. Питер вздрагивает и уже сам боится того, что затеял. - Я люблю тебя, - говорит он, - потому что... помнишь, я рассказывал тебе свой сон... так вот, когда ты превратилась в дерево, мне хотелось плакать и молиться. - Наверно, ты любишь меня только во сне. - Почему же? Он касается ее лица. Серебро. А губы и глаза черны, недвижны и кажутся жуткими, как прорези в маске. Она говорит нежно: - Ты, наверно, считаешь меня глупой? - Да, раньше я так думал. Но теперь нет. - Я некрасивая. - Теперь ты красивая. - Не целуй меня. Помаду размажешь. - Дай руку поцелую. - Он целует ей руку, а потом засовывает ее себе в расстегнутый рукав. - Чувствуешь, какая у меня странная рука? - Теплая. |
