От страха перед словами во
мне родилась отчаянная тоска по осязаемым вещам, и я схватил с кружевной
салфетки на столике и крепко сжал в кулаке маленькую фарфоровую статуэтку
улыбающегося эльфа с короткими пятнистыми крылышками. Синие комнатные
туфельки быстро прошуршали по устланной дорожкой лестнице, и миссис Гаммел
стала готовить для нас второй завтрак. В ярко освещенной кухне я
чувствовал себя неловко, боялся, что видны пятна на лице. Я подумал, будет
ли невежливо, если я уйду, но все равно не мог бы заставить себя уйти из
этого дома или хотя бы выглянуть из окна; и если бы я все-таки ушел, куда
было мне идти и зачем? А отец как сквозь землю провалился. Я был растерян.
Она заговорила со мной, болтала о всяких пустяках, но от ее слов мой страх
ожил. Я тонул в блестящей глубине разделявшего нас стола; ей было смешно
смотреть на меня. Она сняла с головы платок и стянула волосы конским
хвостом. Когда я, помогая ей убирать со стола, носил тарелки к раковине,
мы несколько раз коснулись друг друга. Так я провел эти два часа -
разрываясь между любовью и страхом.
Отец вернулся во втором часу. Мы с миссис Гаммел еще были на кухне. Она
рассказывала мне, что хочет пристроить позади дома террасу; там она будет
спокойно отдыхать летом вдали от уличного шума. Терраса будет увита
зеленью, и я представил себя там вместе с ней.
Отец в своей круглой шапочке и отяжелевшем от сырого снега пальто
походил на человека, который только что вылетел из пушки.
- Ну и дела, - сказал он. - Зима взяла свое.
- Где ты был? - спросил я. Я чуть не плакал, и голос у меня постыдно
дрогнул.
Он посмотрел на меня так, словно только сейчас вспомнил о моем
существовании.
- Тут, неподалеку, - сказал он. - В школе. Я не хотел будить тебя,
Питер, решил дать тебе поспать. Ты ведь совсем измучился. Мой храп,
наверно, мешал тебе?
- Нет. - Его пальто, брюки и ботинки были в снегу, значит, он всюду
побывал, и я сгорал от зависти. Миссис Гаммел теперь смотрела только на
него. Она смеялась, даже когда он молчал. Его бугристое лицо
раскраснелось. Он по-мальчишески шаловливо стянул с себя шапочку и, топая,
отряхнул снег с ботинок на плетеном половичке у двери. Мне захотелось
причинить ему боль, и я спросил со злостью: - Что ты делал в школе? И
почему так долго?
- Бог мой, я люблю этот дом, когда в нем нет учеников. - Он обращался
не ко мне, а к миссис Гаммел. - Знаете, Вера, что надо сделать с этим
кирпичным хлевом? Повыгонять оттуда всех учеников, и тогда мы, учителя,
будем жить там одни; это единственное место, где я не чувствую, что кто-то
сидит у меня на шее.
Она засмеялась и сказала:
- Пришлось бы кровати поставить.
- Мне ничего не надо, кроме простой армейской койки, - сказал он. - Два
фута в ширину и шесть в длину. Когда я сплю с кем-нибудь вдвоем, с меня
всегда одеяло стягивают. |