Гостиница "Десятая миля" стояла темная,
заколоченная.
Нашу дорогу не расчистили. В сущности, там были две дороги, одна шла
через поля Эмиша, а другая, ответвлявшаяся от нее, - через нашу ферму и
потом снова выходила к шоссе у пруда и конюшни Сайласа Шелкопфа. Уехали мы
по второй, нижней дороге, а вернулись по верхней. Отец с разгона врезался
в сугроб, и наш "бьюик" увяз футов через десять. Мотор заглох. Отец
выключил зажигание и погасил фары.
- Как же мы завтра отсюда выберемся? - спросил я.
- Не все сразу, - сказал он. - Сначала надо до дому добраться. Дойдешь?
- А что мне еще остается?
Заснеженная дорога серела длинной узкой полоской, криво очерченной
двумя рядами молодых деревьев. Отсюда не было видно ни огонька. Над нашими
головами, по светлому, еще беззвездному небу, плыли на запад редкие
бледные облака, словно огромные мраморные хлопья, так медленно, что
движение их казалось иллюзией, вызванной вращением земли. Я проваливался
по щиколотки, и в ботинки набивался снег. Я пробовал идти по следам отца,
но его шаги были слишком широки. Шум, доносившийся с шоссе, постепенно
замер позади, и сгустилась тишина. Низко на небе горела одинокая звезда,
такая яркая, что ее белый свет, казалось, грел меня.
Я спросил отца:
- Это какая звезда?
- Венера.
- Она всегда восходит первая?
- Нет. Зато гаснет иногда последней. Бывает, встанешь утром, солнце уже
светит сквозь лес, а Венера еще висит над Эмишевым холмом.
- А можно по ней ориентироваться?
- Не знаю. Мне не приходилось. Интересно бы проверить.
Я сказал:
- Никогда не могу найти Полярную звезду. Мне все кажется, что не может
она быть такой маленькой.
- Правильно. Я и сам не пойму, чего ради ее такой сделали.
Из-за пакета с покупками, который он нес, в его силуэте было что-то
нечеловеческое, и мне, не чувствовавшему своих онемевших ног, мерещились
впереди шея и голова коня, на котором я словно ехал верхом. Я посмотрел
вверх и увидел, что синий купол очистился от мраморных хлопьев и начали
робко загораться звезды. Молодые деревца, меж которых мы шли,
расступились, и показался длинный, низкий, хмуро поблескивавший горб
нашего верхнего поля.
- Питер?
Услышав его голос, я вздрогнул - мне казалось, будто я совсем один.
- Что?
- Ничего. Просто я хотел убедиться, что ты здесь.
- Где же мне еще быть?
- Да, ты прав.
- Дай мне пакет.
- Не надо, он легкий, хоть и неудобный.
- Зачем ты накупил бананов, когда знал, что придется тащить их полмили?
- Безумие, - сказал он. - Наследственное безумие.
Это было его любимое объяснение.
Леди, заслышав наши голоса, принялась лаять за полем. Быстрые, глухие
дуплеты звуков, как бабочки, летели к нам над самой землей, задевая
пушистый покров, но не осмеливаясь взмыть вверх, к крутому гладкому своду,
который простирался над Пенсильванией на сотни миль. |