|
Знаешь, Хэсси, он просто железный. Я на его месте уже лет двадцать лежал бы на кладбище. Хотя меня клонило в сон и голова слишком кружилась, чтобы соображать, я все же заметил, что он увеличил срок своей жизни против обычного. Родители накормили меня, уложили в постель и накрыли своим одеялом, чтобы я поскорее согрелся. Зубы у меня начали стучать, и я даже не пытался унять странную дрожь, от которой по всему телу роились холодные мурашки, а мама осыпала меня горячими, но беспомощными заботами. Отец стоял, растирая руки. - Бедный мальчик слишком самолюбив, - сказал он стонущим голосом. - Солнышко мое, - это, кажется, сказала мама. Их голоса отдалились, затихли, и я уснул. Мне снились не они, не Пенни, не Дейфендорф, не Майнор Крец, не мистер Филиппс, в моем сне медленно кружился мир тех времен, когда никого из них еще не было, и только в отдалении мелькало удивленное и испуганное лицо бабушки, как в те минуты, когда она кричала мне, чтобы я слез с дерева, это лицо вместе со мной плыло в изменчивом, зыбком потоке неузнаваемого. И все время я слышал свой громкий недовольный голос, а когда проснулся, мне нестерпимо хотелось облегчиться. Голоса родителей внизу казались раздвоившимися продолжением моего собственного голоса. В окно лился лимонно-желтый утренний свет. Я вспомнил, как ночью, в забытьи, среди кошмаров, почувствовал вдруг на своем лице прикосновение руки и услышал голос отца из угла комнаты: - Бедный сынишка, если б я мог отдать ему свое железное здоровье. А теперь этот голос, высокий и напряженный, словно хлестал мать: - Говорю тебе, Хэсси, я решил твердо. С волками жить, по-волчьи выть - вот мой девиз. Эти негодяи не дают мне пощады, и я им не дам. - Не очень-то это педагогично так рассуждать. Оттого у тебя все внутри и переворачивается. - Иначе невозможно, Хэсси. Всякий другой путь равносилен самоубийству. Если я удержусь в школе еще десять лет, то получу пенсию за двадцатилетний стаж, и вопрос будет решен. Конечно, если Зиммерман с этой дрянью Герцог не выгонят меня в шею. - Только потому, что ты видел, как она выходила из кабинета? Джордж, зачем так преувеличивать - хочешь нас всех с ума свести? Какая тебе радость, если мы сойдем с ума? - Я не преувеличиваю, Хэсси. Она знает, что я знаю, и Зиммерман знает, что я знаю, что она знает. - Как это, должно быть, ужасно - знать столько сразу. Молчание. - Да, - сказал отец. - Это ад. Снова молчание. - По-моему, доктор прав, - сказала мама. - Тебе надо уйти из школы. - Ты рассуждаешь по-женски, Хэсси. А док Апплтон мелет вздор, должен же он что-то сказать. На что еще я гожусь? Меня больше никуда не возьмут. - Если ты не найдешь другой работы, будем вместе вести хозяйство. - Ее голос стал робким и девически тонким; горло у меня сжалось от боли за нее. - У нас хорошая ферма, - сказала она. - Мы могли бы жить, как мои родители, ведь они были счастливы здесь. Правда, папа? Дед не ответил. И тогда мама, чтобы заполнить молчание, начала нервно шутить. - Подумай, Джордж, физический труд. |
