могла сообразить, как поступить. Меня здорово разморило, и голова совершенно

не работала. Потом просто взяла и сказала:  "Привет".  На  ней  было  желтое

платьице, довольно  симпатичное,  только  очень  уж  длинное  для  маленькой

девочки, да еще летом - оно ей чуть не до лодыжек доходило.

     Кэрри не улыбнулась в ответ, а, указав на меня пальцем спросила:

     - Это что?

     Я поглядела на себя и увидела, что, пока спала, лифчик совсем сполз.  Я

его поправила и ответила:

     - Это моя грудь, Кэрри.

     А она на полном серьезе:

     - Я тоже такую хочу.

     - Подожди немного, Кэрри, - объяснила я ей. - Лет через восемь-девять и

у тебя появится...

     - Нет, не появится, мама сказала, что у хороших девочек ее не бывает. -

Она очень странно выглядела,  когда  это  говорила,  странно  для  маленькой

девочки: как-то печально и в то же время самодовольно.

     Я даже ушам своим не поверила и выпалила первое же, что  пришло  мне  в

голову:

     - Но я тоже хорошая девочка. Да и у твоей мамы есть грудь.

     Кэрри опустила голову  и  сказала  что-то  так  тихо,  что  я  даже  не

расслышала. А когда попросила ее повторить, она посмотрела на меня как-то  с

вызовом и сказала, что, мол, мама была плохая, когда ее сделала, и  поэтому,

мол, у нее есть грудь - "мерзостные подушки", она сказала, только как  бы  в

одно слово.

     Мне с трудом верилось, что такое может быть. Я была  потрясена  и  даже

ничего не могла сказать в ответ. Мы только смотрели друг на друга  молча,  и

больше всего в тот момент мне хотелось  схватить  эту  маленькую  несчастную

девчонку и унести куда-нибудь далеко далеко.

     Но тут из кухонной двери появилась Маргарет Уайт и увидела нас вместе.

     Наверно, с минуту она просто пялилась на нас,  не  веря  своим  глазам.

Затем открыла рот и завопила. Ничего отвратительнее я за всю свою  жизнь  не

слышала -  словно  самецаллигатор  в  болоте.  Она  именно  вопила.  Ярость,

неприкрытая, бешеная ярость. Лицо у нее стало красным, как пожарная  машина,

руки сжались в кулаки - она вся тряслась и, задрав голову в небо, вопила что

есть сил. Я думала, ее удар хватит, честное слово: ее аж всю  перекосило,  а

лицо стало, как у мегеры.

     А Кэрри... та перепугалась до смерти, только в обморок  не  упала,  вся

сжалась и буквально позеленела.

     Тут ее мать как заорет:

     - КЭЭЭРРРРРРРРРИИИЙ!

     Я вскочила и тоже закричала: "Нука не смейте на нее орать! Как  вам  не

стыдно!" В общем, какую-то ерунду в таком духе. Не помню точно. Кэрри  пошла

назад, потом остановилась, сделала еще несколько  шагов,  и  в  тот  момент,

когда переходила с нашей лужайки на свою, она  обернулась  и  посмотрела  на

меня.