– Ничего хорошего я от тебя не ждала.

– И на том спасибо, мэм.

– Так что будем делать?

– За неимением лучшего варианта – в точности выполнять мои указания.

– Послушай, Юджин, в рамках твоих указаний я могу принять не две, а шестнадцать, двадцать, сто таблеток снотворного. Может быть, это лучший вариант, а? Ответь мне честно, будь другом.

Тем более что из всех видов смерти я всегда отдавала предпочтение уходу во сне. Спокойно и безболезненно. И в некрологе никто не напишет эту ужасную фразу: «На ее рабочем столе осталась недописанная гранка очередной статьи...». Если нет ничего лучшего, скажи мне, это будет по мужски, я способна оценить такой жест.

– Увы, зато я на такой жест не способен.

– Боишься взять грех на душу?

– Тут есть две причины.

– Какие?

– Во первых, ты недооцениваешь Вирджила: пока не поступит приказ снять с тебя голову, он будет охранять ее, как код своего секретного счета в швейцарском банке. Так что даже если ты вывернешься наизнанку, все равно получишь от него не больше двух таблеток секонала...

– А во вторых?

– Вторая причина значительно банальнее: я не хочу терять тебя, Вэл...

пропуск стр. 321

тить красавицу. Ни спящую, ни бодрствующую. Ибо чтобы стать ею, женщине необходимо хотя бы минут на двести заскочить в ванную. Увиденное тобой – лишь часть того, что, в принципе, может стать красавицей. Ты и увидел часть. А результат налицо – дуракам полработы не показывают.

– А шефам?

– Каким шефам? – я наконец исхитрилась отпить глоток из чашки, не продемонстрировав при этом Юджину особенности своей грудной клетки. Кофе был совершенно потрясающий, если только Вирджил чего нибудь туда не капнул. – Ты решил устроить бесплатное коллективное посещение моей спальни?

– А разве есть сумасшедшие, которые согласятся за это платить? – Юджин критически обозрел мои патлы.

– Твое счастье, что кофе слишком хорош, а то бы я...

– У тебя нет двухсот минут, Вэл. Только десять. На кофе, туалет и переодевание,   он поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, швырнул окурок в вазу с цветами. Раздалось короткое обиженное шипение. Сделай милость, превратись в красавицу за десять минут. Потому что мой шеф, который согласился пообщаться с гобой, в известном смысле дурак. То есть он не всегда понимает, показывают ли ему всю работу или только половину...

Как всякий разведчик, Юджин чего то недоговаривал или принципиально говорил не то, чего я ждала от него. Было ясно: он сдержал слово и ему удалось чего то добиться, иначе я не катила бы сейчас в длинной черной машине с затемненными стеклами в очередную безвестность. Конечно, мне хотелось знать больше, хотя самой себе я могла признаться, что о многом уже научилась догадываться. Передо мной прошла целая галерея людей этой профессии – элегантный Витяня, вальяжный Гескин, гориллообразный Андрей, суховатый Рей Бердсли, отшельник Габен, а теперь этот вот красавчик из Висконсина, – и я начала привыкать к ним, к их сдержанной, слегка ироничной, а чаще властной и суровой манере общения... Стиль посвященных. Они ведь не разговаривали, а входили в контакт, не думали, а прокручивали, не слушали, а фиксировали. Наверное, даже обнимая женщину, они рефлекторно нащупывали на ее теле не застежку лифчика, а кобуру пистолета...

И все же я очень хотела убедить себя в том, что мой долговязый спутник стоит особняком в этой когорте пакостников и убийц. Я вспоминала наставления Габена: «Не верь никогда и никому.

Просто не верь, поскольку в нашем деле не говорят правду ни при каких обстоятельствах. Это было бы нарушением правил. Тебе понравится твой следователь или горничная, которая будет гладить твои вещи.