– Как выясняется, я питалась этим деликатесом с раннего детства.

– У вас была богатая семья?

– Очень богатая. Во всяком случае, банку килек она себе могла позволить.

– Банку чего?

– Килек.

– Что это такое?

– Юджин, у вас какие то удивительные провалы в русском языке. Вы, к примеру, знаете, что такое интродукция и диффамация, а что такое кильки, утопленные в томате вместе с головами и жопами, не знаете.

Он захохотал так, что сидевшая за соседним столиком дама в пышном парике уронила от неожиданности нож.

– Так это рыбные консервы!

– Только, ради Бога, не притворяйтесь, что вы этого не знали.

– Клянусь статуей Свободы! – Юджин торжественно поднял указательный и средний палец правой руки и закрыл глаза.

– Ну что, праздник при свечах окончен? – с нескрываемым сожалением я оглядела очень уютности и мужском шарме Юджина, который даже я, запрограммированная тогда против всего мира, не могла не ощущать, я все же склонялась к мысли, что мой собеседник оставался шпионом, не с Лубянки, конечно, но все таки шпионом.

– Какие то проблемы? – Юджин пристально посмотрел на меня.

– Любимый вопрос американцев.

– Мы ненавидим проблемы, это вы точно заметили.

– Ага, так бы сразу и сказали, что на десерт у нас будет идеология.

– Это только у вас идеологию используют для компенсации хронической нехватки продовольствия. А у нас на десерт будет фруктовый торт под ежевичным сиропом, с цукатами и шоколадом. Вот, кстати, и он...

Официант уже остановил возле нас блестящую тележку и бережно, словно склеенный из черепков античный сосуд, поставил на стол потрясающей красоты бело зелено коричневый торт, утыканный разноцветными горящими свечами. Его размеры потрясали. В тот момент я была уверена, что этой искусно возведенной в несколько ярусов горой цукатов, взбитого крема и шоколадных излишеств можно было бы накормить всех ненасытных птенцов Юрия Владимировича Андропова, чтоб он подавился сливой.

На какой то миг я даже онемела – настолько прекрасно, невинно и, учитывая всю незавидносгь моего положения полушпионки, полубеженки, иррационально выглядел этот сказочный торт.

Юджин, не сводивший с меня взгляда, был явно польщен.

– Зачем все это?

– На десерт.

– Но это невозможно съесть. Даже теоретически.

– А с чего вы взяли, Вэл, что это нужно есть? – Юджин кивком поблагодарил официанта и вновь уставился на меня. – Как правило, десерт не едят, им любуются.

– Боюсь, в редколлегии «Книги о вкусной и здоровой пище» вас бы не поняли, молодой человек.

– А что бы они сказали?

– Что подобное отношение к продуктам питания является типичным проявлением мелкобуржуазности.

– В данном случае меня волнует только то, что скажете вы, Вэл.

– Ваша любезность, наверно, еще более приторна, чем этот торт.

– Я вам активно не нравлюсь?

– А задание было – активно понравиться?

– Если вы ответите на мой вопрос, я отвечу на ваш.

– Нет.

– Нет.

– Обменялись ложью?

– Я не лгал вам, Вэл...

Тон, которым была произнесена эта фраза, заставил меня оторваться от торта и прямо взглянуть на Юджина. У него был прекрасный подбородок – четкий, резко очерченный, без намека на пошлые ямочки. Почему то я представила себе, как он бреется.

– Юджин, возможно, я чего то не понимаю, но у меня такое ощущение, что наши задушевные беседы подходят к концу. Весь этот вечер в ресторане, горящие свечи, этот несуразный торт и ваш великолепный смокинг чем то напоминают мне выпускной бал. Это верное ощущение?

– А вы никогда не задумывались над тем, что именно проницательность является причиной ваших бед?

– Вы не ответили.