Однако лейтенант обладал непритворной скромностью: он любил
приключения, а к почестям был равнодушен. Переждав в Алжире и на водных
курортах Европы срок, отпущенный для его скоротечной славы, он прибыл
наконец в Лондон весной, когда сезон еще едва начался, и приезд его прошел
незамеченным, как он того и хотел.
Будучи сиротой и не имея никого, кроме двух-трех дальних родственников
в провинции, он явился, полуиностранцем, в столицу той самой страны, за
которую проливал кровь.
На другой день после своего приезда он пошел обедать в один из
офицерских клубов. Несколько старых товарищей пожали ему руку и горячо
поздравили его с успехом; однако все до единого были в тот вечер заняты, и
лейтенант оказался всецело предоставлен себе. Он был во фраке, так как
подумывал отправиться после обеда в театр. Впрочем, он никогда прежде не
бывал в нашей обширной столице, ибо вырос в провинции, после окончания
военного колледжа прямым путем проследовал в Восточную Империю и теперь,
попав наконец в этот новый, неизведанный мир, предвкушал всевозможные
радости первооткрывателя. Избрав направление на запад, он зашагал по
лондонским улицам, помахивая тросточкой. Вечер был мягкий, и казалось,
вот-вот польет дождь. Проплывавшие в сумерках человеческие лица,
выхватываемые светом уличных фонарей, действовали возбуждающим образом на
воображение. Брекенбери чувствовал, что может без конца бродить по столице,
впитывая волнующую и таинственную атмосферу четырех миллионов человеческих
жизней. Он поглядывал на дома, пытаясь представить себе, что делается за их
освещенными окнами, заглядывал в лица и в каждом читал затаенную цель, то
благую, то преступную.
"Все говорят: война, -- думал он, -- но настоящее поле битвы здесь". И
он уже начал удивляться тому, что за всю свою прогулку по этому запутанному
театру действий еще не набрел на какое-нибудь приключение.
"Ну, да все в свое время, -- подумал он. -- Я человек нездешний, и от
меня, должно быть, за версту веет чем-то чужеродным. Впрочем, не может быть,
чтобы меня не втянуло течением, и притом очень скоро".
Дело шло уже к ночи, как вдруг сверху, из темноты, на город обрушился
плотный, холодный дождь. Брекенбери встал под дерево и оттуда увидел,
извозчичью пролетку. Кучер делал ему знаки, что он свободен. Это случилось
так кстати, что лейтенант тотчас в ответ помахал тростью и через минуту уже
сидел в этой лондонской гондоле.
-- Куда, сударь? -- спросил кучер.
-- Куда угодно, -- сказал Брекенбери.
Коляска тотчас помчала его сквозь дождь и вскоре очутилась в лабиринте
особнячков. Каждый из них так походил на другой, разбитые перед ними
палисадники, тускло освещенные пустынные улицы и переулочки, по которым
летела карета, так мало отличались друг от друга, что вскоре он потерял
всякую ориентацию. |