–    Женщина хоть в Москве иль на Колыме всегда останется женщиной. Ей все по хрену, коль имеет такую милую мордашку и улыбку. Что же касается пережитого, о нем, как о прошедшей зиме, пореже вспоминай. Все мы жиз¬нью битые. Синяков и болячек столько, что луч¬ше о них помолчать. Нет такого ребенка, чтоб не смеялся, нет старика, чтобы не плакал. Жизнь каждого своим кнутом гладит. Хорошо, если только по заднице достает. Другое береги от ударов, проходит долго и сильнее болит. Пока заживет, оглянешься, а уже жизни нет,– сказал Игорь.

–    Игорь, а где твоя семья?

–    Ушли от меня, бросили.

–    А почему другую не заведешь?

–    Одинокому, вернее холостому, даже луч¬ше живется.

–     Во во! Мой братан едва женился, месяца не прошло, а его цап за задницу и следом за отцом на Колыму отправили. Я неделю назад узнал.

–    А за что его взяли?

–     Разве у нас говорят? Затолкали в «воро¬нок» и без объяснений! – нахмурился Евменович.

–     Просто так не берут. Была причина,– на¬хмурился Бондарев и сказал:

–     Знаю я от своих ребят, что твоего брата взяли. И не случайно. На демонстрации не хо¬дил. Сколько ему говорили, а он, как глухой. Вот и загремел на пятак как неблагонадежный, несознательный. Он и в армии от политзанятий отлынивал. А ведь в погранвойсках служил.

–    Ну и что с того? – огрызнулся Иванов.

–     Пойми, это Варе или мне безразлично. А тебе все знать надо о брате. Ведь он не по¬сторонний человек. Близкая родня. Вот так на¬шкодит, а тебя за жопу прихватят и тоже куда нибудь упекут. Почему дома, в своей семье не досмотрел?

–    Он уже женатым был, свою семью имел. А что? И его нет в живых? – вдруг что то дош¬ло до Сашки. Глаза человека округлились, лицо побледнело.

–    На тракторе работал. Дорогу делал. Да не удержался. Юзом с горы унесло,– буркнул Игорь невнятно.

–   Ты у меня уже сколько работаешь? Какой юзом, откуда знаешь? Скажи правду хоть раз,– возмутился Евменович.

–    От своих знаю. Они теперь повсюду рабо¬тают. А связь держим. Так, на всякий поганый случай. Так вот знай. Бузу подняли мужики. Уж что не пофартило им, не врубился. Но на своих поперли стенкой. Говорят, что за какого то му¬дака взъелись, потребовали выпустить из ШИЗО. Наши не в какую. Начался базар, потом пота¬совка, пошли в ход кулаки. Ну, от разборки до оружия один шаг. Конечно, не только в заводил стреляли. Кто то может случайно, под шальную пулю попал. Ведь требовали заводягу на волю. Грозили всем глотки порвать. Наши тоже озве¬рели. И так со всех сторон неслось всякое, а тут еще своя толпа. Кто прав, кто виноват теперь попробуй, разберись. Зэков спецотряд успокаи¬вал, своих не хватило. Только сотрудников во¬семь человек уложили финачами. Самих почти два десятка потеряли. Кто больший дурак, долго разбирались. Но... Из тех ребят, из наших, нико-го на зоне не осталось. Всех раскидали кого куда, по разным местам. На Колыме никого не оставили. Вот тебе разборка. Не могли догово¬риться тихо.

Иванов сидел, обхватив руками голову, закрыв лицо. И только плечи дрожали мелко мелко.

Выходит, он мертвого считал живым и совсем недавно отправил ему письмо. Оказалось, оно опередило события и стало ненужным никому.