Он поежился при виде оружия, с которым Джек слишком легко обращался.

Дома мысль обменять убийцу Тары на Джиа и Чарли казалась простой и прекрасной. Но чем дальше они уходили от сюрреализма, царившего в Менелай‑Мэнор, погружаясь в знакомую суровую реальность Манхэттена, тем безумнее выглядела идея захватить убийцу детей – предполагаемого, в отсутствие неопровержимых доказательств, – в его собственной квартире.

А тут еще... пистолет.

Лайл тяжело сглотнул.

– Ты же не собираешься стрелять, правда?

– Собираюсь, если понадобится, – равнодушно ответил Джек. – Мертвец нам ни к чему, мне он нужен живой. Но я на все пойду, чтобы его достать. – В Лайла впились не утренние светло‑карие, а темные холодные глаза. – Может, тут обождешь?

– Нет. – Чарли заперт в доме, как в ловушке. Брат. Кровный брат. Надо помочь Джеку, а потом уже думать о нравственности и законе. – Я далеко зашел. Пойду дальше.

Джек кивнул.

– Хочешь «глок»?

«Глок»? Ах да, пистолет.

– Лучше не надо.

– Ну, все равно не стоит с пустыми руками идти.

Он снова полез в сумку, вытащив знакомую Лайлу вещь – черную кожаную дубинку.

– Умеешь обращаться?

Тот только кивнул. Он совсем не умел обращаться с дубинкой, сильно сомневаясь в собственной способности хоть кого‑нибудь стукнуть по черепу утяжеленным концом, но взял ее и сунул в карман.

Потом Джек вытащил липкую ленту, оторвал несколько длинных, несколько коротких полос, сунул себе под свитер.

Наконец все было готово. Джек передернул пистолетный затвор, подхватил сумку и начал спускаться по лестнице.

– Эй, стой, – шепнул Лайл, кое‑что вспомнив. – Может, маски наденем? Какие‑нибудь чулки или что‑нибудь вроде...

– Зачем?

Странно, что Джек не видит очевидного, все детально продумав.

– Чтоб он нас не увидел.

– Какое нам до этого дело?

– Вдруг Тара не захочет меняться? Тогда останемся с похищенным, который нас знает в лицо. Пойдет в полицию...

– Не пойдет.

– Почему? Потому что он детоубийца и боится полиции больше, чем мы? Может быть. Но ведь мы привезем его в мой дом, а не в твой. Он узнает, где я живу...

– Не имеет значения.

– Для меня имеет значение, черт побери.

Взглянувшие на него глаза потемнели и похолодели пуще прежнего, и Джек очень медленно проговорил:

– Не имеет... значения.

Смысл этих слов сокрушил Лайла, как поезд подземки.

– Ох, слушай, мне как‑то не хочется в этом участвовать...

Джек отвернулся.

– Ты и не будешь. Не твоя проблема. Пошли. Возьмем выродка.

Он двинулся вниз по лестнице, Лайл за ним, заторможенный свинцовым комом в желудке. Подстегивала лишь мысль о Чарли.

Спустились в темный коридор с закрытыми дверями с обеих сторон. В щели свет не просачивался. Здесь прохладней. Кондиционеры работают. Пахнет жареным луком. Свет идет с другой лестницы в дальнем конце, оттуда же доносится неестественный смех – развлекательное телешоу.

Джек передал Лайлу сумку и направился к дальней лестнице, выставив перед собой пистолет. Лайл потащился следом. На верхней ступеньке Джек жестом велел обождать и с мучительной медлительностью принялся переступать со ступеньки на ступеньку, ставя ноги на самый краешек у самой стены. Спустился до конца, на секунду скрылся из вида, вернулся, махнул рукой. Лайл в носках – кожаные туфли в сумке – последовал его примеру, держась как можно ближе к стене.

Внизу он огляделся. Они очутились в маленькой столовой почти без мебели. На столе из красного дерева еще стоят обеденные тарелки.