|
- Только, наверное, дорого стоит... - Видите ли, - говорю я, - этот товар мы хотим сбыть поскорей, поэтому можем уступить очень дешево. Сейчас я спрошу хозяина... Стах сидел за шкафами и работал, но когда я сказал ему, что пришла пани Ставская и по какому делу, он обрадовался, бросил свои счета и поспешил в магазин. Я даже заметил, что он как-то необычно приветливо смотрит на пани Ставскую, словно она ему очень понравилась. Ну, наконец-то... слава тебе, господи! Толковали мы, толковали и в конце концов убедили пани Элену, что кукла, как товар бракованный, который нам трудно сбыть, продается за три рубля какая угодно - блондинка или брюнетка. - Я возьму эту, - сказала она, беря шатенку, - она точь-в-точь такая, как у баронессы. Вот обрадуется моя Элюня! Когда нужно было платить, пани Ставскую снова одолели сомнения: ей все казалось, что такая кукла должна стоить рублей пятнадцать, и лишь объединенными усилиями Вокульского, Клейна и моими удалось ее уговорить, что на этих трех рублях мы еще заработаем. Вокульский вернулся к своим занятиям, а я спросил пани Элену, что у них слышно и как она ладит с баронессой. - Уже никак, - ответила она, покраснев. - Пани Кшешовская устроила мне сцену за то, что я не хотела оказать ей протекцию к пану Вокульскому и что ей пришлось заплатить за дом сто тысяч, ну, и так далее. Словом, я с ней распрощалась и больше никогда туда не пойду. И, разумеется, она потребовала, чтобы к Новому году мы освободили квартиру. - А она с вами расплатилась? - Ах! - вздохнула пани Элена и уронила муфточку, которую Клейн поспешил поднять. - Значит, нет? - Нет... Баронесса сказала, будто у нее сейчас нет денег и главное - уверенности, что мой счет правильный. Мы с ней посмеялись над странными выходками баронессы и простились в отличном настроении. А наш Клейн распахнул перед ней дверь с такой неожиданной грацией, что одно из двух: или он считает ее уже нашей хозяйкой, или же сам влюблен в нее. Глупая голова! Он тоже живет в доме баронессы и изредка посещает пани Ставскую, но всегда сидит с таким унылым видом, что Эленка спросила однажды у бабушки: "Наверное, пан Клейн сегодня принял касторку?" Мечтатель! Ему ли думать о такой женщине! А теперь я опишу трагедию, при воспоминании о которой меня до сих пор еще душит гнев. Накануне сочельника 1878 года, после обеда, сижу я в магазине и вдруг получаю записку от пани Ставской с просьбой прийти сегодня вечером. Почерк меня поразил: видимо, пани Элена была сильно взволнована. Я решил, что она получила вести о муже. "Наверное, он возвращается, - подумал я. - Черт бы побрал этих пропавших мужей, которые через несколько лет неожиданно одумываются!" К вечеру влетает Вирский, растерянный, еле дух переводит. Тащит меня на мою квартиру, запирает дверь, не раздеваясь, бросается в кресло и говорит: - Знаете, зачем Кшешовская вчера до полуночи торчала у Марушевича? - До полуночи, у Марушевича? - Да, и вдобавок со своим жуликом адвокатом. |
