Бросаюсь вперед, удивив ее. Обхватываю Челси сзади за шею. Жест грубый, сильный. Притягиваю к себе, пока наши тела не сливаются. Беру у нее стопку.

− Открой рот.

Челси приоткрывает губы, я поднимаю бокал и вливаю спиртное ей в рот. Как только она все проглатывает, целую ее, сжимая и стискивая, ощущая вкус водки и боли.

Отстраняюсь. Челси тяжело дышит. Свободной рукой провожу по ее животу и накрываю грудь. Под ладонью твердеет сосок, и я хриплю:

− Да. Я знаю, как тебе помочь.

Всю ночь больше никаких мыслей. Ни у нее, ни у меня.

В воскресенье Челси просыпается первой. Сквозь сон слышу, как она ходит по комнате, собирает одежду, одевается, выводит собаку. Возвращается в спальню и садится на кровать, ожидая, пока я проснусь. Когда открываю глаза, в ее лице уже больше живости. Больше… решимости. И узел, в который превратилось мое нутро за последние два дня, немного расслабляется.

− Мне хотелось бы сходить сегодня в церковь. — Легонько улыбается: — Рэйчел и Робби водили детей в церковь каждую неделю, но у меня все руки не доходили. Так сложно их всех одеть и вывести из дома. — Замолкает, очевидно, представляя племянников и все приятные трудности, связанные с ними. — Но сегодня я хочу сходить. Пойдешь со мной?

Я настоящий циник во всем, что касается религии. В детстве, на военной базе, мама водила меня на службы. Сейчас же — лишь похороны и время от времени свадьбы. Но тут с удивлением слышу свой ответ:

− Да, я пойду с тобой.

Отвозим кузена Итта домой. Челси переодевается в скромное желтое платье с коротким рукавом и подходящие туфли на высоком каблуке. Во время службы делаю как все, опускаюсь на колени и встаю, но по большей части не свожу с нее глаз. Смотрю, как губы касаются рук, когда она склоняет голову в молитве. Любуюсь безмятежным выражением на лице, когда священник дает свое последнее благословение.

Мы стоим рядом с машиной на парковке у церкви.

− Не знаю, что делать с собой, — грустно смеется. — Все эти месяцы казалось, будто ни на что не хватает времени, а сейчас… оно мне не нужно. — Бросает на меня взгляд: — У тебя сегодня то дело? Ну, чем ты занимаешься каждое воскресенье после обеда?

Челси заметила, что я исчезаю по воскресеньям, но никогда не спрашивала, куда. Может, ждала, когда сам все расскажу.

− Да, верно.

Понимающе кивает. На лице появляется смиренное выражение, и тут я спрашиваю:

− Не хочешь пойти со мной?

Вскидывает голову.

− Только… только если ты сам этого хочешь.

− Да, хочу кое с кем тебя познакомить.

Я держу Челси за руку, пока мы идем по коридорам Бруксайдского дома престарелых. Марьетта как раз выходит из комнаты судьи.

− Привет, Джейк, — широко улыбается.

− Привет, Марьетта. Как он сегодня?

− О, дорогой, сегодня у него чудесный день.

Вздыхаю с облегчением. Меньше всего мне хочется еще больше расстроить Челси, а общение с судьей в его плохие дни не для слабонервных.

Киваю и вхожу в палату, Челси следом.

Судья, в темно — синем свитере и рыжих слаксах, в этих уродливых коричневых лоферах, читает в кожаном кресле у окна.

− Привет, дружище.