Я даже не мог допустить подобных сомнений, вспоминая наш
разговор, вспоминая, с какой нежностью звучало ее имя в его устах.
"Останусь здесь, конечно! - ответила она на мой вопрос. - Как всегда".
Что же влечет старика из дому ночь за ночью? Я перебирал в уме рассказы о
чудовищных, загадочных преступлениях, которые совершаются в больших городах
и долгие годы остаются нераскрытыми. Но как ни страшны были эти рассказы, ни
один из них не мог послужить мне для разъяснения тайны, становившейся тем
непонятнее, чем больше я думал над ее разгадкой. Погруженный в свои мысли,
которые сводились все к одному и тому же, я бродил по улице взад и вперед
еще два долгих часа. Наконец пошел сильный дождь; усталость все-таки одолела
меня, хоть и не притупила интереса к этим людям, и, остановив первую
попавшуюся карету, я поехал домой. В очаге у меня весело потрескивал огонь,
лампа горела ярко, часы, как всегда, встретили своего хозяина радушным
тиканьем. Тишина, тепло, уют - как радостно было ощущать это после того
уныния и мрака, который только что окружал меня!
Я сел в кресло, откинулся на его мягкие подушки, и мне сразу
представилось, как эта девочка - одна, всеми брошенная, никем не охраняемая
(кроме ангелов) - мирно спит в своей постели. Такая нежная и хрупкая, словно
фея, такая юная - и где, в каком месте проводит она томительные, долгие
ночи! Я не мог примириться с этим.
Мы так подвержены воздействию внешнего мира, что многие наши мысли
(коим надлежало бы носить чисто умозрительный характер), может статься, не
пришли бы нам в голову без этой помощи со стороны. И я не уверен, овладела
ли бы мною с такой силой тревога о маленькой Нелл, если бы этой тревоге не
сопутствовало воспоминание о причудливых вещах, которыми была полна лавка
антиквара. Одиночество девочки, окруженной всеми этими диковинами, стало для
меня особенно ощутимым. Она стояла передо мной как живая, а вокруг нее
теснилось все то, что было столь чуждо всей ее природе, чуждо ее полу и
возрасту. Если бы моя фантазия не получила такого подспорья, если бы я
увидел девочку в обычной комнате, в обычной обстановке, - весьма возможно,
что ее одиночество не поразило бы меня так сильно. Теперь же она казалась
мне образом из какой-то аллегории и так приковывала к себе мои мысли, что я,
повторяю, при всем желании не мог думать ни о чем другом.
- Как же сложится ее жизнь? - проговорил я вслух, беспокойно шагая из
угла в угол. - Неужто эти чудовища так и будут держать ее в плену и она так
и останется единственным чистым, свежим, непорочным существом среди них? Что
ожидает...
Но тут я прервал свои размышления, ибо они заводили меня слишком
далеко, заводили в ту область, которой мне не хотелось касаться. И, оставив
эти пустые домыслы, я решил лечь и забыться сном.
Но всю ту ночь, и во сне и наяву, ко мне возвращались все те же думы, и
те же образы неотступно стояли у меня перед глазами. Я видел темные,
сумрачные комнаты, рыцарские доспехи, костлявыми призраками безмолвно
выступающие из углов, ухмылки и гримасы деревянных и каменных уродцев, пыль,
ржавчину, источенное червем дерево. |