Эрлинг сказал так:

    -  Я просил Вана-Ньерда спасти ваш корабль и пообещал ему пленника.

    Эйнар чуть поднял кудрявую голову. Только и видно было, как сильней сжались его челюсти да скривились сомкнутые губы. Тот, с перебитой рукой, подал голос:

    -  Возьми и меня. Приемыш. Мы с ним друзья. Эйнар обернулся и подмигнул ему, оскалив в улыбке ровные зубы.

    Эрлинг вытянул руку:

    -  Ступай в море.

    Эйнар промедлил как раз столько, сколько требовалось, чтобы не показаться покорным… Трусом, он знал, его не назовут и без этого. Потом шагнул вперед и легко, по-кошачьи, вскочил на борт. И встал, балансируя, на самом ребре доски.

    -  Будь здоров. Приемыш, - проговорил он спокойно, положив руки на узкие бедра. - Нынче твоя взяла, но ты ведь сам знаешь, что все может и перемениться.

    А я хоть посмотрю, каков с виду морской Бог Ньерд и вправду ли так велик его корабельный двор Ноатун, как об этом болтают. До встречи, Бедвар, друг!

    Связанный Бедвар рванулся встать - его ударили черенком копья, повалили на палубу.

    Эйнар шагнул в море. Стылая вода приняла его, но вскоре он вынырнул.

    Погрозил кулаком и быстро поплыл прочь от корабля…

    Кто-то из стоявших подле Эрлинга взялся за лук и стал прилаживать к жилке стрелу.

    -  Пусть его, - подняв руку, сказал Виглафссон. - Теперь им распоряжается Ньерд…

    Рагнар перетягивал Бьерну окровавленную руку, когда внизу, под ними, что-то тупо стукнуло в днище. Потом опять.

    -  Мертвец, - сказал Бьерн.

    Но тут снизу послышалось царапанье, и оба вскочили, перегнулись через борт.

    По дубовой обшивке, сдирая ногти, сползала страшная синяя рука.

    Скрюченные пальцы шевелились, пытались зацепиться… и не могли.

    Рагнар отшатнулся, но в следующий миг ему почудилось нечто знакомое. Не родимое ли пятно на запястье? Так и не вспомнив, где видел его, он все-таки свесился вниз и схватил уже ускользавшую руку, и та, вздрогнув, вцепилась в него смертным пожатием.

    Рагнар храбро сражался с людьми - но не с выходцами из могил. Он мгновенно взмок от ужаса и завопил не своим голосом:

    -  Бьерн!

    Бьерн обхватил его поперек тела, не пожалев раненого плеча… и в глубине проступило запрокинутое лицо Этельстана. Глаза англа были закрыты, из ушей и ноздрей темными струями плыла кровь. Подоспевшие на помощь рванули его вверх. Голова приподнялась над водой, но и только: что-то держало его там, внизу, точно камень, привязанный к ногам. Двое отчаянных выпрыгнули за борт…

    Пальцы в волосах Рунольва не разомкнулись даже на палубе, когда обоих уложили и стали откачивать…

    Три дня и три ночи бушевал шторм… Но потом занялось ясное, чисто умытое утро, и обледеневшие скалы засверкали на солнце.

    В это утро к воротам Сэхейма верхом на лошади прискакал Сигурд Олавссон.

    -  Возвращаются! - крикнул он выбежавшим навстречу. - Наш идет впереди!

    И первым звуком, ответившим ему со двора, был женский плач. Плакала красавица Гуннхильд, все три дня просидевшая с сухими глазами и молча. Теперь она обнимала подбежавшую Звениславку, и ноги у нее подгибались.

    Люди Морского Дома, все это время державшие оружие под руками, высыпали на берег… Хотя корабли были, конечно, еще далеко.