По знаку сержанта кто-то подошел к мертвому бродяге, носком  сапога

откинул его голову и брезгливо  отстегнул  мой  ошейник.  Передал  его

сержанту.

   - Вот так, - сказал тот, - будет с  каждым,  кто  посмеет  нарушить

доверие, которое оказывают ему наши спонсоры.

   После этого он обернулся к нам, и я  впервые  смог  разглядеть  его

лицо, как будто до  того  оно  излучало  какой-то  смертоносный  свет,

мешавший увидеть его черты.

   Это было обыкновенное лицо, я бы даже не сказал, что мужественное -

у него был убегающий скошенный подбородок, крупный  нос  и  пухлые,  в

красных жилках, щеки. Лицо как лицо. Может,  лишь  усы,  необычные,  с

подусниками, уходящие вниз к углам скул, отличали его от подчиненных.

   - А вас, рванье, мы отвезем потрудиться, -  пролаял  он,  -  хватит

бездельничать.

   В толпе пленников поднялся вой. Отдельные вопли вырывались наружу и

складывались в слова, мольбу, стенания...

   Старичок в красном колпаке неожиданно  кинулся  к  двери.  Он  даже

успел ее достичь, но в дверях  его  настиг  луч  пистолета.  Продолжая

бежать, старичок исчез внизу.

   - Еще есть желающие? - спросил сержант.

   Никто, конечно же, не ответил.

   Тогда сержант жестом приказал убрать тело  одноглазого,  погибшего,

как я уже понял, только потому, что его приняли  за  меня.  Затем  нам

всем приказано было сесть на пол, сбившись в толпу.

   Мне казалось, что я потеряю сознание от зловония, но  понимал,  что

теперь мне не остается ничего иного, как терпеть и ничем не выделяться

из толпы. В конце концов это кончится, и я смоюсь!

   Закрыли люк. Вертолет плавно и быстро поднялся вверх. В кабине было

тихо - шум мотора сюда почти не проникал. Мне очень хотелось подняться

и посмотреть на землю сверху, но я не решился.

   - Сиди, сиди, - прошептал курносый бродяга, сидевший рядом со мной,

-  видно,  уловил  мое  желание  встать.  -  Сам  погибнешь  и  других

подведешь, щенок.

   - Я тебе не щенок!

   Курносый отклонился, увидев то, что  я  увидеть  опоздал,  -  конец

тонкого бича пронесся через вертолет и оставил  на  моем  плече  сразу

вздувшийся красный след.

   - За что? - крикнул я.

   Милиционер засмеялся и вновь занес бич. Я спрятал голову в колени.

   Рядом    кто-то    засмеялся.    Тупость    этих    бродяг     была

сверхъестественной. Им были смешны даже мучения соседа.

   Путешествие заняло немного времени.

   Очень болело плечо, словно конец бича был пропитан ядом.

   Все пленники молчали, я тоже молчал, у меня было  тупое  состояние.

Меня можно было бить, а мне все равно. Да и не хотелось мне глядеть на

морды бродяг.

   Конечно, я мог  подняться  и  сказать,  что  произошла  ошибка.  Но

человека убили только за то, что он был в моем ошейнике. А если  бы  у

меня не отобрали ошейник? Тогда бы мой труп валялся на свалке! Неужели

ничего нельзя поделать? Я убежден, что наблюдаю произвол милиционеров,

которых раньше считал верными друзьями порядка.