произвол, если существует где-то указ, по которому любимец, обманувший

надежды спонсоров, подлежит уничтожению?

   И не у кого спросить, некому признаться, не на кого опереться. Если

бы я знал раньше, клянусь великим спонсором, я бы никогда  не  убежал.

Да отрежьте мне хоть обе руки и ноги, только оставьте меня возле миски

со вкусной  пищей,  у  мирно  журчащего  телевизора,  на  моей  мягкой

подстилке! О, где ты, моя хозяйка? Я не желаю быть отщепенцем!

   Я чувствовал, как горячие слезы текут по моим исцарапанным щекам, я

старался плакать так, чтобы не привлекать к себе внимания...  впрочем,

никому до меня и не было дела.

   Из глубокой задумчивости меня вывел чувствительный толчок в бок.

   - Что еще? - спросил я.

   - Ты парень хороший, - сказала худющая беззубая женщина непонятного

возраста, грязная настолько, что нельзя было  понять,  одета  она  или

нет. Голос у нее был хриплый, надтреснутый, почти неразличимый.  -  Ты

парень красивый, - повторила она и подмигнула мне.

   Нельзя сказать, что ее слова и действия  меня  обрадовали.  Даже  в

такой отчаянный момент я бы предпочел быть рядом с обыкновенным чистым

любимцем.

   Но я даже отодвинуться не мог.

   - Сейчас нас разбирать будут, понял?

   - Как так разбирать?

   - Сопляк ты недорезанный, - беззлобно сказала женщина. - Им  облавы

по помойкам да по лесам зачем нужны?  Трудяг  у  них  дефицит.  Некому

помирать на каторге. Если будешь себя умно вести, останешься  живой  и

попадешь на легкое вкалывание, может, протянешь годик-два, а там  и  в

бега уйдешь.

   - Как умно себя вести?

   - Если они решат, что ты сильный, - попадешь на  урановые  рудники.

Или на уголь - это конец в две недели.

   - А как я покажу, что я не сильный?

   Хоть эту женщину я и видел впервые в жизни, я  доверял  ее  словам.

Может быть, потому, что иного выхода у меня не было.

   - Хромай, ногу волочи,  горбаться,  мордой  дергай  -  ну  что,  не

придумаешь, что ли?

   - А если не рудники?

   - Тогда, может, в уборщики или канализацию, а то и  на  склад,  или

самое лучшее - на кондитерскую!

   - Это лучше! - Я подумал, что мне предлагают унизительный труд.  Ни

один любимец не станет убирать комнаты или  чистить  нужники  -  лучше

смерть!

   Возможно, на моем лице отразилось негодование,  и  женщина  беззубо

улыбнулась.

   - Откуда ты такой взялся, любимец беглый, что ли?

   У меня хватило сообразительности отрицательно покачать головой.

   - Живи как хочешь, - сказала женщина, -  мало  ли  народа  по  миру

бродит.

   Бродит... это слово не могло относиться ко мне.  Я  не  брожу  -  я

домашний!

   Вертолет опустился, нас из  него  выгнали  на  огороженное  колючей

проволокой поле, где мы и просидели  до  утра.  Просидели  -  неточное

слово. Я, например, пропрыгал все  это  время,  стараясь  согреться  и

мучаясь от жестокого холода. Если бы я был иначе воспитан, я бы  отнял

тряпку у кого-нибудь из старых людей - так, я видел, делали молодые  и

наглые.