|
Пожав комиссару руку, он покровительственно кивнул Лоньону и, подойдя к порогу спальни, воскликнул: – Опять! Синева на горле не оставляла сомнений в способе убийства графини, а пятна на бедрах ясно показывали степень интоксикации. Доктор понюхал иглу, пожал плечами. – Морфий. – Вы знаете убитую? – Никогда не видел, хотя в квартале знаю кое кого из таких. Ее что, ограбили? Врач указал на разрезанный матрац с вылезшим волосом. – Она была богата? – Пока неизвестно, – ответил Мегрэ. Жанвье, долго копавшийся в замке шкафа перочинным ножом, вдруг объявил: – А вот и бумаги. Кто то быстро, молодо поднимался по лестнице. Доктор Блок. Мегрэ отметил, что судебно медицинский эксперт лишь слегка кивнул доктору Блоку, но руки своему коллеге не подал. Слишком матовый цвет лица, слишком сверкающие глаза, черные жирные волосы. Доктор Блок не успел ни послушать уличных зевак, ни переговорить с привратницей. Жанвье по телефону не сообщил ему, что графиня убита, а сказал только, что она мертва и что комиссар просит его прийти. Взлетев по лестнице, он, взволнованный, озирался по сторонам и, видимо, перед уходом сделал себе укол. Казалось, его ничуть не удивило, что коллега не пожал ему руки, а сам он не настаивал. У него был вид человека, готового к неприятностям. Переступив порог спальни, доктор явно почувствовал облегчение. Графиня была задушена, и его это не касалось. Не прошло и минуты, как Блок вновь обрел уверенность и даже некую агрессивную надменность. – Почему вызвали именно меня? – спросил он, прощупывая почву. – Потому что привратница назвала вас врачом этой дамы. – Я видел ее всего несколько раз. – По какому поводу? Блок, не скрывая, что удивлен вопросом, повернулся к коллеге. – Вам, полагаю, не надо объяснять, что эта женщина наркоманка? Накачавшись зельем, она, как это часто бывает, впадала в депрессию и тогда в панике вызывала меня. Она очень боялась смерти. – Вы давно ее знаете? – Я в этом квартале всего три года. Ему было около тридцати. Мегрэ мог поклясться, что Блок – холостяк и сам пристрастился к морфию, едва начав практиковать, а возможно, и в годы учения. Монмартр врач выбрал не случайно – легко догадаться, в каких кругах он подбирал себе пациентов. Далеко он, конечно, не пойдет – рыльце в пушку. – Что вы о ней знаете? – Имя, адрес – они в карточке. И еще, что наркотиками она балуется лет пятнадцать. – Сколько же ей сейчас? – Сорок восемь – сорок девять. Глядя на истощенное тело графини, на ее жидкие бесцветные волосы, в это верилось с трудом. – Разве наркоманы питают пристрастие к алкоголю? – Случается. Руки его слегка дрожали, как у пьяниц по утрам, с одной стороны лица в нервном тике дергались губы. – Вы, надеюсь, пытались отучить ее от наркотиков? – Сначала да, но мне не удалось – случай был почти безнадежный. Она не вызывала меня неделями. – Она звонила вам, когда наркотики у нее кончались, но требовались любой ценой? Блок взглянул на коллегу. К чему отрицать? И так все ясно – стоило посмотреть на труп, на квартиру. – Думаю, нет необходимости читать вам лекцию. Дойдя до определенной точки, наркоман не может, не подвергаясь серьезной опасности, обходиться без наркотиков. Не знаю, где доставала их графиня. Никогда не спрашивал. Пожалуй, раза два, когда я приходил, она была в прострации – ей не принесли вовремя то, что она ждала, – и я делал ей укол. – Она не рассказывала вам о своей жизни, семье, родственниках? – Я знаю только, что она действительно была замужем за графом фон Фарнхаймом; он, по моему, австриец и намного старше ее. |
