|
– Когда она покинула Лизьё, еще ничего не было заметно, значит, беременность не превышала трех четырех месяцев максимум. К тому же она всегда носила узкие платья. Так вот, это в точности совпадает с ее пребыванием в Ла Бурбуле. Именно там, я уверена, она встретила кого то, кто сделал ей ребенка, и теперь отправилась на поиски своего любовника. Будь им один из местных, он бы заставил ее пойти на аборт иди же уехал вместе с ней. Мегрэ не спеша раскурил трубку. Он чувствовал себя разбитым, словно после долгого перехода, но сейчас не от ходьбы – от отвращения. Как с Филиппом. Ему хотелось открыть окно. – Вы, полагаю, вернетесь домой? – Не сегодня. Возможно, на несколько дней задержусь в Париже. Здесь у меня друзья, есть где остановиться. Я вам оставлю адрес. Адрес – совсем рядом с бульваром Пастер – уже был записан на ее визитной карточке, указан и номер телефона. – Можете звонить, если я вам понадоблюсь. – Благодарю. – К вашим услугам. – Не сомневаюсь. Суровый, он проводил ее до порога, медленно закрыл дверь, потянулся, потер затылок и вполголоса произнес: – Куча дерьма! – Можно войти, шеф? Лапуэнт держал в руке лист бумаги и казался весьма взволнованным. – Пиво заказал? – Только что был официант из пивной «У дофины». Пиво не успели отнести Торрансу. Мегрэ взял кружку холодного пенистого напитка и залпом ее осушил. – Придется звонить снова – пусть принесут еще! Не без доли ревности Лапуэнт говорил: – Сначала я должен передать вам слова уважения и признательности от малыша Жюльена. Вы его знаете? – Он в Ницце? – Переведен из Лиможа несколько недель назад. Речь шла о сыне старого инспектора, который долго работал с комиссаром и закончил карьеру на Лазурном берегу. Надо сказать, Мегрэ не видел Жюльена с тех пор, как тот играл у него на коленях. – Вчера вечером я звонил ему, – продолжал Лапуэнт, – и сейчас мы с ним в контакте. Узнав, что я от вас и что в принципе это ваше поручение, он загорелся и был готов горы свернуть. Несколько часов подряд рылся в архивах полицейского комиссариата. Там, по моему, тонны папок с давно забытыми делами и все свалено в кучу до самого потолка. – Ему удалось найти досье по делу Фарнхайма? – Он только что передал мне по телефону список лиц, опрошенных после смерти графа. Меня интересовали главным образом слуги из «Оазиса». Послушайте: Антуанетта Межа, девятнадцать лет, горничная. Розали Монкёр, сорок два года, кухарка. Мария Пинако, двадцать три года, судомойка. Анжелино Люппен, тридцать восемь лет, метрдотель. Комиссар стоял у окна кабинета, глядя на падающий редкими хлопьями снег. Лапуэнт, словно актер, выдержал паузу. – Оскар Бонвуазен, тридцать пять лет, слуга шофер. – Вот и Оскар! – заметил Мегрэ. – Разумеется, сведений о том, что стало с этими людьми, никаких? – К счастью, инспектору Жюльену пришла гениальная мысль. В Ницце он недавно, и его поразило количество приезжих, весьма состоятельных иностранцев, которые снимают на несколько месяцев огромные дома и живут на широкую ногу. В таком случае, подумал Жюльен, им не обойтись и без прислуги. Он начал искать и обнаружил бюро по найму обслуживающего персонала для вилл. Лет двадцать с небольшим его содержит пожилая дама. Дама не помнит ни графа фон Фарнхайма, ни графини, ни Оскара Бонвуазена, но с год назад она устраивала кухарку, одну из своих постоянных работниц. В настоящее время Розали Монкёр служит в семье латиноамериканцев – те, имея в Ницце виллу, изредка наезжают в Париж. |
