|
Все они лодыри. А уж если еще и шоферы, то считают себя самыми главными – хуже хозяев. – Таким же был и Бонвуазен? – Я не помню фамилии. Все звали его Оскаром. – Что он собой представлял? – Красавец, и знал это. Красавчики нравятся многим, только не мне, что я и не скрывала. – Он приставал к вам? – По своему. – Что значит – по своему? – Почему вы об этом расспрашиваете? – Потому что мне надо знать. – Вы допускаете, что он убил графиню? – Возможно. Из всех троих наибольший интерес к беседе проявляла Ирма. Страшно взволнованная мыслью, что она чуть ли не причастна к настоящему преступлению, она уже не понимала что делает. – Ты не забыла растереть желтки? – Вы не могли бы описать его? – Каким он был в то время? Пожалуй. А какой он теперь, я не знаю. И тут глаза ее оживились, что не ускользнуло от Мегрэ, который немедля спросил: – Вы уверены? Вы больше никогда его не видели? – Именно об этом я и подумала. Но боюсь ошибиться. Несколько недель назад я ходила к своему брату – у него маленькое кафе – и на улице встретила мужчину. Мне показалось, он меня узнал. Мужчина внимательно посмотрел на меня, как бы припоминая, потом вдруг отвернулся и быстро ушел. – Тогда то у вас и мелькнула мысль об Оскаре? – Не сразу. Она возникла позже, но теперь я почти уверена: это был он. – Где находится кафе вашего брата? – На улице Коленкура. – А бывшего слугу мы встретили, видимо, на улице Монмартр? – Как раз на углу площади Клиши. – Опишите его поподробнее. – Не люблю тех, кто стучит. – Предпочитаете оставить убийцу на свободе? – Если он убил только графиню, беда невелика. – Если графиню убил он, значит, за ним по крайней мере еще одно убийство и нет никакой гарантии, что оно последнее. Розали пожала плечами. – Тем хуже для него, правда? Невысокий, скорее даже маленький. Его это страшно бесило, и, чтобы казаться выше, он, словно женщина, носил туфли на высоком каблуке. Я над ним подшучивала, а он смотрел на меня недобрым взглядом, но ни слова не говорил. – Он что, молчун? – Скрытный был человек, никогда не скажет, что делает или что думает. Яркий брюнет. Низко, чуть не от бровей, густые жесткие волосы. Брови черные, густые. Некоторые женщины, правда не я, считали, что у него неотразимый взгляд. Пристальный взгляд, полный самодовольства, уверенности, что он – пуп земли, а все остальные, простите, – дерьмо. – Ничего. Продолжайте. Теперь, когда Розали разошлась, все ее сомнения рассеялись. Она ни разу не присела, расхаживала по кухне, где вкусно пахло, и, казалось, жонглировала кастрюлями и прочей утварью, время от времени поглядывая на электрические часы. – Антуанетта, пройдя через его руки, потеряла голову. Мария тоже. – Вы говорите о горничной и служанке? – Да. И другие, работавшие до них. Прислуга в этом доме не задерживалась. Никто не знал, кто командует – старик или графиня. Понимаете, что я имею в виду? Оскар никогда ни за кем не бегал, как вы изволили выразиться. Увидев новую служанку, он просто смотрел на нее так, словно она принадлежит ему. А потом, в первый же вечер, поднимался к ней в комнату, как будто все решено заранее. Бывают – и часто – такие, кто считает, что перед ними не устоять. Сколько слез пролила Антуанетта! – Почему? – Она действительно влюбилась в него и надеялась, что он на ней женится. Но, получив свое, он молча ушел. |
