|
По словам этой дамы, сейчас они здесь, на авеню Иена, сто тридцать два. – О других ничего не известно? – Жюльен продолжает поиски. Можно я схожу к ней, шеф? Чтобы доставить удовольствие Лапуэнту, горевшему желанием допросить бывшую кухарку Фарнхаймов, Мегрэ едва не ответил согласием, но в конце концов передумал: – Я сам. Он решил так главным образом потому, что хотел подышать свежим воздухом, выпить по дороге еще кружечку пива, уйти из кабинета, атмосфера которого была сегодня удушливой. – Пока я хожу, загляни в картотеку, нет ли там чего о Бонвуазене. Поройся в карточках меблирашек. Обзвони мэрии и комиссариаты. – Хорошо, шеф. Бедный Лапуэнт! Мегрэ чувствовал себя неловко, но отказаться от прогулки не хватало сил. Перед уходом он заглянул в комнатушку, где Торранс закрылся с Филиппом. Здоровяк Торранс уже снял куртку, на лбу у него блестели капельки пота. Филипп, бледный как полотно, сидел на краешке стула и, казалось, вот вот рухнет без сознания. Мегрэ не стал задавать вопросов. Он знал, что Торранс будет продолжать допрос хоть до самого утра, но своего добьется. Через полчаса такси остановилось перед строгим зданием на авеню Йена; в вестибюле с мраморными колоннами комиссара встретил мужественного вида швейцар в темной униформе. Мегрэ представился, спросил, работает ли в доме Розали Монкёр. Ему указали на служебную лестницу. – Четвертый этаж. По дороге сюда он выпил две кружки пива, и боль в голове утихла. Поднимаясь по узенькой винтовой лестнице, комиссар вполголоса считал этажи. Позвонил. Дверь открыла полная блондинка с удивленным видом. – Госпожа Монкёр? – Что вам от нее надо? – Поговорить. – Это я. Она следила за плитой, а девочка негритянка пропускала что то ароматное через овощерезку. – Если не ошибаюсь, вы работали у графа и графини фон Фарнхайм? – Кто вы? – Уголовная полиция. – Уж не собираетесь ли вы раскапывать давно забытую историю? – Не совсем так. Вы знаете, что графиня умерла? – Это случается с каждым. Но я не знала, нет. – О ее смерти сообщили утренние газеты. – Вы думаете, я читаю газеты? С моими то хозяевами! Чуть ли не каждый день обеды на пятнадцать – двадцать персон. – Она была убита. – Забавно. – Вам это кажется забавным? Она не предлагала ему сесть и продолжала стряпать, обращаясь с ним как с обычным поставщиком. Тертый калач – ничем не удивишь. – Зачем вы мне все это рассказываете? Кто же ее убил? – Пока не знаю, но пытаюсь установить. Вы долго служили у графини после смерти ее мужа? – Всего две недели. Мы не понимали друг друга. – Почему? Она следила за своей подручной, открывала плиту, сбрызгивала готовящуюся дичь. – Работа была не для меня. – Вы хотите сказать, дом был не слишком серьезный? – Если вам так нравится. Я люблю кухарничать, люблю, когда люди садятся за стол вовремя и хоть немного понимают что едят… Достаточно, Ирма. Возьми в холодильнике вареные яйца и отдели белки от желтков. Открыв бутылку мадеры, она подлила в соус вина и стала медленно помешивать деревянной ложкой. – Вы помните Оскара Бонвуазена? Женщина внимательно посмотрела на него, словно говоря: «Ах вот куда вы клоните!» – но промолчала. – Вы слышали мой вопрос? – Не глухая. – Что он за человек? – Слуга. Заметив на лице инспектора недоумение, она пояснила: – Не люблю слуг. Все они лодыри. А уж если еще и шоферы, то считают себя самыми главными – хуже хозяев. |
