Недалеко от дома племянника Караваевой он увидел странную фигуру. Человек был одет в жалкое рубище, с непокрытой головой, бос и стоял в рыхлом мокром снегу по щиколотки. Нечёсаная голова была запрокинута вверх, он что-то искал взглядом в низких чёрно-серых тучах, то судорожно взмахивая руками, то прижимая их к груди. Это был Андрей Ильич. Итак, встреча состоялась, и Павел Дмитриевич дёрнулся, чтобы увильнуть от юродивого, но его обожгла боль в спине, и он, чтобы не упасть, повис на заборе. Андрей Ильич был увлечён созерцанием небес, казалось, не обращал на окружающие его предметы никакого внимания, и Сеченов понадеялся, что юродивый его не заметит. Но этого не случилось: высоко поднимая коленки, Андрей Ильич подбежал к нему, вытащил из висящей на животе холщовой сумки калач, протянул Павлу Дмитриевичу, а другой рукой стукнул его по спине. Затем блаженный отпрыгнул от него, положил ладони рук на свои плечи и прокричал: «Мама Анна! Мама Анна!»
Сеченов сделал несколько шагов и почувствовал, что резкая боль в спине и пояснице исчезла. Он резко повернулся вокруг себя — и не почувствовал боли. Андрей Ильич опять стоял на своём месте в мокром снегу и что-то, ведомое только ему, отыскивал взглядом в небе. Павел Дмитриевич невольно подумал: «Свят человек Андрей Ильич!»
Не заходя в дом, он отдал открывшему дверь слуге покупку и поспешил к Караваевой. Предсказание блаженного требовало немедленного объяснения, и Сеченов надеялся найти его у Анны Петровны, часто общавшейся с Андреем Ильичём и находящейся, по её убеждению, под его покровительством. В гостиной были все свои. Дамы рассматривали покупки Анны Петровны и хвалили их на все лады. Юридический старичок помалкивал в кресле. Сеченов подошёл к нему и, присев на диван, спросил о своём деле в земском суде. Он уже предлагал юридическому старичку для подмазывания судебной машины, пятьсот рублей, но тот сказал, что такому благородному человеку не стоит этого делать, он со своей стороны переговорил с первым лицом уездного суда, и тот объявил, что соль дела Сеченова состоит в общественном мнении. Склонится оно в пользу Павла Дмитриевича, и он будет немедленно оправдан. «Ждать надо», — молвил судейский.
Но вот подали чай, все разместились за круглым столом, накрытым кружевной скатертью, испили по первой чашке, кто с сахаром, кто с вареньем, и Павел Дмитриевич доложил о встрече с Андреем Ильичом.
— И сразу боль прошла?
— А как он вас ударил, кулаком или ладошкой?
— Калач какой был, ржаной или ситный?
— А в сумке у Андрея Ильича ещё что-нибудь было?
Сеченов обстоятельно ответил на все вопросы, и его объявили счастливцем, потому что каждый, получивший подарок из рук Андрея Ильича, пусть даже самый мелкий, неожиданно для себя приобретал что-нибудь значительное, деньги или имущество. Относительно чудесного излечения Сеченова караваевское сообщество пришло к заключению, что это ещё одно проявление целительной силы симбирского блаженного. Некоторое затруднение вызвало толкование жестов Андрея Ильича, но после дебатов все сошлись в одном: ладони на плечах означали получение классного чина.
— Непременно полковником будете, — заявила Караваева.
— Я состою в гражданской службе, — засомневался обрадованный разгадкой предсказания Сеченов.
— Тогда станьте действительным статским советником, а это то же, что и генерал! — убеждённо сказала Анна Петровна. — Закончится ваше дело, и высоко взлетите.
— Да, да, генерал, — закивал юридический старичок.
И действительно, через неделю дело Сеченова стало меняться в благоприятную для него сторону. Из ардатовской Репьёвки донеслись до Симбирска верные известия: в семье Кравковых произошёл новый грандиозный скандал. Взбалмошный Дмитрий Иванович всё-таки сбежал из дома на Кавказ воевать с чеченцами простым солдатом. |