Мимо на больших резных санях, застелённых коврами, проехала весёлая компания. Вдруг сани остановились, из них вылез господин и, пьяно пошатываясь, направился к Павлу Дмитриевичу.

— Сеченов, ты! Не узнаёшь?..

Павел Дмитриевич с негодованием узнал в пьяном вчерашнего забулдыгу поручика Сажина.

— Не имею счастья быть знакомым.

— Да брось ты, Сеченов! Будет притворяться. Помнишь, Бердичев? Дамочки там — одна сласть!

— Не имею чести вас знать, милостивый государь!

— Так ты не ты? Интересно.

— Я — сызранский городничий. Посторонитесь!

— Да?.. А где твои усы? Дай припомнить, какая-то мерзкая история была с усами. Да, о чём это я? Бандерша Зося. Нет, где твои усы, проказник?

— Вы пьяны сударь! Извольте посторониться!

— Я пьян. Не позволю! Сызранский городничий! В морду его, в морду!

Приятели оттащили своего собутыльника от Павла Дмитриевича. «Что за денёк! — подумал он. — Мало горя с этой Кравковой, так и Сажин откуда-то выскочил. — Одно хорошо, что пьян — завтра забудет».

Огорчённый познанием истины, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, Сеченов надвинул на глаза фуражку, поднял воротник шинели и, избегая смотреть по сторонам, чтобы не встретить чужого взгляда, поспешил в номера Караваевой.

Он поднялся на свой этаж и натолкнулся на Анну Петровну, которая его явно поджидала.

— Ах, Павел Дмитриевич! — воскликнула она. — Я всё знаю. Не отчаивайтесь, ещё не всё так безнадёжно. Кроме губернатора, есть ещё общественное мнение, и его повернуть в вашу сторону вполне по силам!

— Что ещё за общественное мнение? — проворчал Павел Дмитриевич. — Здесь губернатор общественное мнение. Отчитал меня и поделом. Я, конечно, не сожалею о своём шаге. Все согласятся, что я поступил благородно, но от этого мне нет никакой пользы. Я отставлен от службы. На Варвару Ивановну тоже возводят подозрение. Скоро Петербург будет знать об этом. Шутка сказать — министр граф Блудов!

— Не скажите, Павел Дмитриевич! — загорячилась Караваева. — Вода камень точит. Допустим, сегодня губернатор вас изуродовал, но завтра, послезавтра, через неделю к нему начнут поступать мнения достойных особ нашего города, от которых он не сможет отмахнуться. К примеру, у меня сегодня приватный вечер, будут все свои. Не соблаговолите вы, Павел Дмитриевич, осчастливить нас своим присутствием?

Предложение пришлось кстати, Сеченову представилась перспектива долгого зимнего вечера в пустом номере, неизбежные мысли и душевные переживания о том, что случилось, и он принял приглашение Караваевой в надежде, что если не будет от этого пользы, то вреда тоже не предвидится, а развеяться в его теперешнем состоянии было просто необходимо.

Полицмейстер Орловский самонадеянно ждал, что Иван Васильевич предоставит ему Караваеву для дотошного допроса, но проходили минута за минутой, а в кабинете начальника канцелярии стало совсем тихо, и тогда Игнатий Мартынович нерешительно толкнул дверь и кашлянул, предупреждая о своём присутствии хозяина, но ответа так и не дождался. Кабинет был пуст и, осерчав, майор громко затопал по ступеням в прихожую, где обратился к дежурному жандарму:

— Караваева дворец покинула?

— Никак нет, — небрежно ответил жандарм. — Как зашли так и не выходили.

Орловскому стало ясно, что Иван Васильевич провёл его, как обыкновенного будочника, ни в грош не поставив его заслуги на полицмейстерском поприще, и тут же решил сделать ответный ход. Выйдя на улицу, он принял из рук служителя вожжи и, бодро запрыгнув в сани, покатил по Дворцовой к резиденции подполковника Стогова.