За свадебным столом почётные места Сеченова и Метальникова оказались рядом. Полицмейстер довольно быстро присмотрелся к соседу и определил его как добропорядочную личность. Этой положительной оценке способствовало то, что помещик не гнался за модой, был одет в сюртук мышиного цвета из добротного русского сукна, нюхал табак, сморкался в огромный чёрный платок и тонким для объёмистого мужчины голосом осведомлялся:

— Я не обеспокоил вашу милость?

Во время перемены блюд, отягчённый половиной жареного поросёнка, Сеченов встал из-за стола и вышел в сад подышать свежим воздухом. Вскоре появился и Метальников, они отрекомендовались друг другу, помещик достал свою драгоценную коробочку с нюхательным табаком и предложил Сеченову.

— Не пользуюсь.

— А зря, зря… Государыня Екатерина Великая любила понюхать табачку и всё приговаривала, что очень это пользительно для нервов.

— У меня нервы крепкие, — сказал полицмейстер. — Крепче, чем у всех этих саранцев!

Метальников всплеснул руками и расхохотался.

— Что вы хохочете? Разве я сказал что-то смешное?

Помещик вытер платком наслезённые глаза и запротестовал:

— Нет, нет! Я не над вами смеюсь. Уж очень любопытно и верно вы назвали местных обывателей. Действительно — саранцы. На улицах в потёмках нет проходу от собак и спящих коров. Я вчера поехал к знакомому играть в карты. Вышел из коляски, запнулся и руками угодил в горячую навозную жижу. Представляете, какой из меня получился визитёр!

— Я это сразу попытался истребить. Запретил коровам спать на улицах. Проучил кое-кого легонько. Жалуются городничему, дескать, нет такого закона, чтобы коровам на улице не валяться, свиньям в лужах не елозить. Вот и совладай с ними!

— Народ здесь трудный, тугодумы. А навоз под обеденным столом — дело для них привычное.

— Ведь я не грубиян. Я подхожу к каждому культурно, обходительно — не понимают! Вот сейчас все печи запечатаны, так нет, снимают печати и топят, холодно, видите ли!

Они помолчали. Затем Метальников взял Сеченова за обе руки и проникновенно произнёс:

— Приятно познакомиться с таким мыслящим человеком как вы! А знаете что, дорогой Павел Дмитриевич, через два месяца в первое воскресенье декабря мы отмечаем день рождения моего сына Серёжи. Непременно приезжайте по зимнему первопутку. Я вас познакомлю со своим тестем Иваном Петровичем Кравковым, владельцем ардатовской Репьёвки. Широкой души человек! Уникальный мыслитель, англоман, сколок, можно сказать, с вельмож прежних времён. Род его весьма древний, пращур Ивана Петровича был одним из первых воевод Симбирска.

Сеченов был большим любителем погостевать в домах людей значительных и богатых, поэтому дал своё согласие, которое его ни к чему не обязывало. Обещать Павел Дмитриевич любил, но если бы в тот момент он знал, к чему приведёт случайное знакомство с Метальниковым, то бежал бы от него сломя голову.

Осень года была для Сеченова хлопотной. Сначала ждали губернатора Панчулидзева, самого великого в то время в России взяточника. Личного общения и соприкосновения с ним Павел Дмитриевич благополучно избежал, но был опалён ужасом, который, казалось, источала его властвующая особа. Не будь этой обездвиживающей всех двуногих ауры, Павел Дмитриевич не преминул бы напомнить о себе как о родственнике товарища министра внутренних дел и обратить внимание Панчулидзева, что он достоин большего, чем скромная должность полицмейстера, но удержался от соблазна, возможно, и зря, поскольку судьба уже намеревалась определить ему нешуточные препятствия в самые ближайшие месяцы его жизни.

После отъезда Панчулидзева, Сеченов написал несколько слёзных писем пасынку, умоляя и требуя предоставить ему место городничего, ибо полицмейстерство предполагало подчинение, а городничий, по его мнению, был облечён полной властью, и это позволило бы ему послужить обществу с большей отдачей.