— Мы живём просто, Павел Дмитриевич! Всё у нас русское, я раньше порядочно знал и по-французски, и по-английски, но, слава богу, забыл. Вот дочка Варвара Ивановна та по-французски чирикает, книжки почитывает, журналы новомодные. А это моя надежда, сын Дмитрий Иванович, корнет корпуса инженерных сообщений. Подойди, Митя!

К Павлу Дмитриевичу подошёл корнет и неожиданно резко спросил:

— В каком полку изволили служить?

— В Одесском пехотном, отставной подпоручик, — ответил Сеченов и внимательно посмотрел на молодого человека. Митя был высок ростом, широкогруд, но всё равно в нём чувствовалось какое-то нездоровье, он был излишне резок в движениях, беспрестанно сжимал пальцы в кулак, слегка выпуклые чёрные глаза вспыхивали лихорадочным блеском, стоило ему произнести или услышать в свой адрес самую незначительную фразу.

Иван Петрович встал со стула и подвёл Сеченова к юной девице, которая при их приближении потупилась и залилась румянцем.

— Дочь моя Варвара Ивановна! Вы с ней сами лучше познакомитесь, если интересуетесь французскими романами и этими стихоплётами, как его там… Шаликов, что ли!..

Павлу Дмитриевичу вспомнилось увлечение жены стихами московской знаменитости, и он поспешил ввернуть тут же приготовленное враньё.

— Я имею честь быть лично знакомым с князем Шаликовым ещё тогда, когда он начинал свой ныне известный «Дамский журнал». Князя вся Москва знает, это большой оригинал. Стоит ему появиться на Тверском бульваре со своей записной книжкой, а он сочиняет свои вирши на ходу, как за ним немедленно устремляется толпа народа. Но князь ничего вокруг себя не замечает, бормочет какие-то выхваченные им только сейчас у музы поэтические строки, то идёт быстрым шагом, то остановится, распахнёт книжку и на ней что-то запишет…

— Ах, как я люблю стихотворцев! — воскликнула Варвара Ивановна.

— Будет, егоза, будет! — остановил дочь Иван Петрович и указал на стоявший рядом с ней пустой стул. — Это ваше место, Павел Дмитриевич.

Старик не подумал представлять гостю остальных домочадцев: супругу, которая сидела в чепце с поджатыми губами, старшую дочь, жену Метальникова, молодого человека, явно недоучившегося семинариста, и старую приживалку.

День был постный, пятница, но в Репьёвке не блюли церковные запреты: на стол подали жареного гуся с яблоками, сыр, паштеты, куриный бульон и большой пирог с грибами. Покупных вин не было, угощались своими домашнего изготовления наливками, настойками и запеканками. На отдельном столе ждал своего часа готовый самовар.

За столом ничего значительного сказано не было за исключением яростной филиппики Ивана Петровича против Сперанского. При императоре Павле служивший в Семёновском полку прапорщиком Кравков был уволен по вздорному поводу со службы. По протекции графа Палена определился секретарём в Сенат, за десять лет выслужил чин надворного советника, но грянула печальной памяти административная реформа 1809 года, придуманная фаворитом императора Александра I графом Сперанским. От чиновников потребовали сдачи экзаменов по словесности, правоведению, истории отечественной и зарубежной, математике и физике. Получивший домашнее образование у сельского священника и беглого француза Кравков дважды попытался сдать экзамены в комиссии профессоров петербургского университета на выслуженный им чин статского советника, но был отсеян, после чего обиделся и уволился со службы.

Со времени требования реформы были ослаблены, но сдача экзаменов не отменена. Сеченов поступил на статскую службу с чином двенадцатого класса губернского секретаря, что соответствовало его армейскому званию подпоручика.