– Что же ему помешало? – поинтересовался Гавр.

– Тормоза. В любом деле главное – надежные тормоза.

– Даже в любви?

Таксист задумался.

– Нет, – решил он наконец. – Тут надо лететь с горы, как снежный ком.

– Здравая мысль, – согласился Гавр, искоса поглядывая на Веру, которая прислушивалась к разговору. Его радовало, что она так просто, первая перешла на «ты».

– И я вам вот что скажу, – добавил словоохотливый таксист. – Любовь должна быть немного безумной. Какие уж тут тормоза, какие дорожные знаки! Нет, закрывай глаза и жми мимо гаишников! – Таксист философ так увлекся этой темой, что даже развернулся к Гавру, чтобы посмотреть – вполне ли тот уяснил его мысль.

– За дорогой то все же следите, – посоветовал Гавр. – А то мы и впрямь все тут перевлюбляемся.

Таксист замолчал, а Гавр тихо спросил у Веры:

– А ты любишь кого нибудь?

– Родителей, – твердо ответила девушка. И добавила: – И вот его, Монтигомо.

– Так быстро?

– Как снежный ком.

– А чем ты вообще занимаешься?

– Учусь. На психологическом факультете.

– Без работы не останешься. Психов вокруг хватает, еще и прибавится. А родители кто?

– Мама врач, папа филолог. Поэт и переводчик. Сегодня, между прочим, его творческий юбилей в Домжуре.

– Как же его фамилия? Пушкин?

– Нет, – ответила Вера, помедлив. – Жуковский. Не улыбайся. Мы – дальние дальние потомки того самого.

– Понятно. Извини, не читал. Я имею в виду твоего папу.

– Кто же теперь читает стихи? Все только торгуют.

– Верно. Не читают, а считают…

Они проезжали по Староалексеевской, когда таксист снова обернулся к ним, чуть не бросив руль. Видно, засевшая в голову мысль никак не давала покоя.

– Тормоза должны быть в нашем деле и у политиков, – объявил он, багровея. – Но у этой своры не только тормозной – мозговой жидкости нету. И чего я за них голосовал, дурак? Русского человека все время обманывают.

– Но обмануть до конца не могут, – добавил Гавр. – Вы руль то не отпускайте, коли взяли в руки. А то перехватят. И в трамвай въедем.

– Не боись, сынок! Домчимся с песней.

– Вот вот. Песня нас и сгубила. Когда поем, к нам и подкрадываются.

Монтигомо проснулся, выпустил коготки и промурлыкал:

– Тюр ма…

– Точно! – обрадовался таксист. – Тюрьма по ним плачет! Только ведь сбегут за границу, не достанешь.

Минут десять ехали молча, а взволнованный таксист швырял машину налево и направо. Уже въехали в Сокольники, когда он вновь «разродился» тормозной темой:

– Так что, ребята, в любви тормозов быть не должно. В браке – другое дело. Но браки совершаются на небесах. – Тут и Вера, и Гавр вздрогнули. – Кому – в наказание, а кому – в радость. Кто как заслужил. Кстати, есть такая передача на телевидении. Не видели? А что то мне ваши лица знакомы. – И таксист, развернувшись вполкорпуса, стал разглядывать Веру и Гавра.

– Руль! – заорал ему Гавр, но машину уже закрутило прямо перед будкой ГАИ.

Покружившись некоторое время на обледенелой трассе, она ударилась о борт одиноко стоящего автобуса. Гавра швырнуло к дверце, Монтигомо – на него, а Веру – на них обоих.

– Все! – сказал таксист с каким то облегчением. – Приехали! Все живы? Дальше пешком дотопаете. Вон капитан идет.

– Ну ты лихач, батя! – только и смог выговорить Гавр.