Но никакого значения это не имело. Он держал на руках девушку, которую любил, как младшую сестру. Она обнимала его тонкими, теплыми руками и щекотала дыханием шею.

Вот она, чужая, сбывшаяся любовь, которую он должен беречь всю оставшуюся недолгую жизнь. Ему не нужно умирать за нее, только легко опустить на собственное сердце серую завесь, не дающую чужим взглядам и касаниям вызывать этот ток.

Это было не трудно.

Но это не значило, что он не мог быть Рите другом.

– А театральная карьера тебя перестала привлекать?

– Я никогда не любила театр. Но он придавал мне хоть какой то вес. Знаешь, Вик, мне раньше часто снилось, что я легкая легкая, как перышко. И это, может, был бы хороший сон, для кого то. Но для меня это был кошмар. Представляешь, мне снилось, что мой парень меня обнимает, и мне тепло вроде и спокойно, и тут порыв ледяного ветра. И я не могу удержаться. Не могу ходить. Не могу лежать. Меня носит любым порывом ветра, и я сделать ничего ничего не могу. У меня были парни, с которыми у нас была якобы любовь. У меня были родители, которые меня якобы любили, а на самом деле видели во мне только старшего брата. Мы вообще то похожи, ко всем моим грехам… И вот, этот театр. Я была хотя бы не просто «та девка», «его сестра» или просто «дочь», я была… как там… «прима». Марго, вот.

Они шли по спальному району, совсем недалеко от общежития. Серые в темноте пятиэтажки, желтые окна, и небо, нависшее над головой. Что то серое, усредненное, тоскливое, словно весь окружающий мир вторил Ритиным словам.

А в воздухе беспощадно, сыро пахло наступающей весной.

– И что придает твоей жизни вес сейчас?

– Вера в людей. Знаешь, Вик, я правда верю. Хоть ты меня тогда и поцеловал… Это потому, что ты добрый и тебе меня жалко, я знаю. Вы с Ирой такие… знаешь… я не знала, что так бывает. У вас по настоящему, я всегда чувствовала. Так завидовала, если честно. Но если кто то так способен любить, как вы друг друга – может, и для меня в этом мире что то хорошее найдется. И кто то и меня сможет… так любить.

Рита шла на шаг впереди. Ветер путал ее черные волосы, и на секунду Мартину показалось, что вокруг ее головы клубится тьма. Чистая, живая тьма, такая, как живет за его порогом. Ее черные мысли, ее тревоги. Ее страх перед будущим.

– Сможет, Рит. Я верю.

– А меня есть за что полюбить?.. Чтобы правда, по настоящему?

– По настоящему любят не за что то. По настоящему любят даже вопреки.

Рита обернулась к нему и слабо улыбнулась. Кажется, она не поверила.

Действие 16

Очень злится на нее

В осеннем лесу, на развилке дорог,

Стоял я, задумавшись, у поворота;

Пути было два, и мир был широк,

Однако я раздвоиться не мог,

И надо было решаться на что то.

Роберт Фрост

В день премьеры в театре все волшебство пьесы внезапно исчезло. Грим на Рише смотрелся мертвой маской, танцевальные номера выходили техничными и бездушными и только финальный танец Виконта и Офелии, который пытался спасти Мартин, вышел немного ярче остальных. Вику казалось, что слова о божественности он хрипит, как уставший повторять старик. Рита трижды сбилась с ритма и, кажется, вовсе не заметила этого.

Мари потеряла всякий интерес ко всем своим подопечным, кроме Риши. После выступления она увела ее в гримерку и что то долго ей рассказывала. Вик не старался подслушать. Он аккуратно развешивал на вешалке костюм, надеясь, что больше никогда его не наденет.

– Как ты думаешь, мы ведь… закончили, правда, Мартин?

«Я очень на это надеюсь.