Встревоженный Миньон
взял под руку Штейнера, который так и не пошел взглянуть на костюм Розы.
При первом же звонке Ла Фалуаз пробрался сквозь толпу, увлекая за собою
Фошри, чтобы не пропустить увертюру. Поспешность, с какой публика
устремилась в театр, раздражала Люси Стьюарт. "Ну, что за грубияны,
толкают женщин!" Она вошла последней вместе с Каролиной Эке и ее матерью.
Вестибюль опустел, а там, вдали, все еще гудел бульвар.
- Право, можно подумать, что их пьесы всегда доставляют удовольствие, -
говорила Люси, поднимаясь по лестнице.
Стоя у своих кресел, Фошри и Ла Фалуаз снова разглядывали театральный
зал. Теперь он весь сиял. Языки газа колебались в огромной хрустальной
люстре, отбрасывая желтые и розовые лучи, которые струили вниз на партер
дождь света. Играл переливами гранатовый бархат кресел, а светло-зеленые
узоры на стенах смягчали блеск позолоты и яркую роспись плафона. В потоке
ослепительного света, отбрасываемого высокой рампой, багрянцем горел
занавес, но роскошь тяжелых пурпурных драпировок, напоминавшая роскошь
сказочных дворцов, так мало соответствовала убогой, потрескавшейся раме,
где из-под позолоты проступала штукатурка. Становилось жарко. Музыканты за
пюпитрами настраивали инструменты, и легкие трели флейты, приглушенные
вздохи трубы, певучие голоса скрипок таяли в нарастающем гомоне голосов.
Зрители разговаривали, толкались, рассаживаясь на местах, взятых с бою, а
в коридорах была такая давка, что двери с трудом пропускали нескончаемый
людской поток. Перекликались между собой знакомые, шелестели шлейфы,
мелькали фраки или сюртуки, тянулись вереницы юбок и причесок. Рады кресел
мало-помалу заполнялись; кое-где выделялся светлый туалет, склоненная
головка с изящным профилем и шиньоном, в котором искрились драгоценные
камни. В одной из лож отливал атласной белизной краешек обнаженного
женского плеча. Дамы томно обмахивались веерами, следя спокойным взглядом
за суетливой толпой; а в партере стояли молодые люди, в глубоко вырезанных
жилетах, с гарденией в петличке, и наводили бинокли кончиками затянутых в
перчатки пальцев.
Фошри и Ла Фалуаз стали искать знакомых. Миньон и Штейнер сидели бок о
бок в ложе бенуара, положив руки на бархатный барьер. Бланш де Сиври,
казалось, одна занимала всю ложу бельэтажа у самой сцены. Но Ла Фалуаз с
особым вниманием разглядывал Дагнэ, сидевшего в кресле партера, двумя
рядами впереди него. Сосед Дагнэ, юноша лет семнадцати, никак не больше, -
должно быть, вырвавшийся из-под надзора школьник, - с изумлением озирался,
широко раскрыв прекрасные, по-детски невинные глаза. Взглянув на него,
Фошри невольно улыбнулся.
- А кто эта дама, там, на балконе? - спросил вдруг Ла Фалуаз. - Подле
нее сидит молоденькая девушка в голубом.
Он указал на дородную женщину, туго затянутую в корсет, в прошлом
блондинку, а теперь выкрасившую свои седые волосы в желтый цвет; на ее
круглое нарумяненное лицо свешивались обильные, мелкие, по-детски завитые
кудряшки. |