Шумов насладился моим растерянным видом, потом достал из спортивной сумки полиэтиленовый пакет и уложил туда мертвую голову так же спокойно, как если бы это был кочан капусты.

– Все твои проблемы из‑за того, что думаешь об ЭТОМ как о голове человека, – пояснил Шумов, когда мы уж шагали в сторону автобусной остановки. – Но ведь человека‑то уже нет. Значит, об ЭТОМ нужно думать как о неодушевленном предмете округлой формы. Впрочем, это не решает всех проблем, – добавил он.

– А что еще?

– Дело в том, что мы с тобой сейчас не очень похожи на двух интеллигентов, которые ездили на природу, чтобы почитать друг другу стихи.

Я посмотрел на Шумова и согласно кивнул. Шумов посмотрел на меня и скорчил рожу, которая должна была означать: «У самого еще почище!»

– А значит, – голос Шумова становился тише по мере того, как мы подходили к шоссе, – любой любопытный мент имеет основание тормознуть нас и поинтересоваться нашими личностями. У тебя есть с собой документы?

– Нет, – сказал я, мысленно матеря себя за несообразительность.

– У меня документов на пять человек, – похвастался Шумов. – Но там везде только мои фотокарточки. И все они просроченные, как вчера выяснилось. Но это все фигня по сравнению с тем, что любопытство мента может довести его до осмотра сумки. Будет очень трудно потом доказать, что это не мы отделили голову от тела.

– Можно сказать, что мы ее нашли. И несем в милицию, – предложил я. – Что плохого?

– Ты можешь это сказать, – разрешил Шумов. – Но лично я в этот момент рвану что есть сил. И оборачиваться не буду.

Мы проехали примерно половину обратного пути, когда я вдруг понял, что голова господина Америдиса слегка попахивает.

– Спокойно, – прошептал Шумов. – Делай лицо человека, уверенного в завтрашнем дне, тогда никто не подумает, что воняет от тебя.

– Может, ты возьмешь сумку и будешь делать лицо, уверенное в завтрашнем дне? У тебя ведь опыта побольше...

– Конечно, – снисходительно бросил мне Шумов и поставил сумку себе на колени. Остаток пути он безмятежно улыбался, смотрел в окно и даже тихонько насвистывал что‑то оптимистическое. Зато, как только мы вылезли из автобуса, Шумов немедленно вручил сумку мне и вдохновляюще проговорил:

– Дальше сам тащи, а то я сейчас блевану...

Предварительно мы договорились, что пока спрячем голову в багажнике мухинского «Форда».

– Ну раз уж мы храним всякую подозрительную дрянь в этом гараже, пусть и голова за компанию хранится, – сказал Шумов. – Машина, ствол, мобильник, шмотки мухинские... Голова, правда, не его, но из его пруда. Интересно, вот эта компания, которой ты бабки платишь за пользование боксом, она холодильники не предоставляет? А то ведь провоняет все...

А я как раз припомнил, что должен заплатить сторожу еще за сколько‑то там дней. Шумов плелся позади меня, я свободной рукой нащупывал в кармане купюры, и в этот момент дорогу перегородила черная «Волга». Причем не просто выехала, а именно перегородила – водитель поставил машину поперек дороги и заглушил мотор.

Я почуял неладное, когда из «Волги» вылезли двое широкоплечих парней с короткими стрижками. Они ничего не говорили, они просто встали возле машины, но мне этого было достаточно, чтобы я решил не идти в гараж. Я решил пойти куда‑нибудь в другое место.

Я развернулся на сто восемьдесят градусов и тут обнаружил сразу две вещи: во‑первых, Шумова в поле моего зрения не было, как будто бы он испарился; во‑вторых, там, где только что был Шумов, стояла белая «Дэу».