Изменить размер шрифта - +

Я решительно вырвал из кармана заветную салфетку... И оказалось, что она намокла и превратилась в жалкий бесформенный комок, на котором не читались никакие мои тезисы. И я щелчком пальцев отправил бывшую салфетку в пруд.

Потом я сел рядом с Шумовым и попытался быть умным без шпаргалки. Чувства у меня были примерно такие же, как и в пятом классе, когда меня выставили на школьную линейку приветствовать спонсоров, а я потерял бумажку со словами.

– Я тут подумал... – сказал я. – В общем, пришло мне тут в голову...

– Это интересно, – отозвался Шумов, не отрывая глаз от пруда.

– Ведь, судя по кличке, Барыня – это такая сильная женщина.

– Культуристка?

– Не в этом смысле. В смысле, что она рулит кем‑то. Возглавляет кого‑то. Ты вот называешь Орлову «хозяйка»...

– Ну и что? – Шумов отвлекся от созерцания воды и с интересом посмотрел на меня.

– ...а кто‑то называет ее Барыня. Ты же не можешь знать всего про ее дела. И, может быть, она действительно отправила Мухина спереть алмазы у Хруста. А Мухин переусердствовал и не просто спер алмазы, но еще и выпендрился – оставил записку. В смысле – не рыпайся, а то Барыня будет сердиться. А Хруст не испугался и взорвал лимузин. Так что Орлова на самом деле виновата, и никакое это не совпадение...

Шумов терпеливо ждал, пока я закончу, а мне показалось, что я слишком туманно выразился и суть моих слов ускользнула от Шумова. Поэтому я еще раз повторил:

– Орлова – это Барыня. Мухин работал на нее. Вот так... Это версия такая. Просто версия. Я не настаиваю...

Я вдруг с ужасом подумал – а что, если я прав? А Шумов повязан с Орловой, он жил в ее доме... И у него в кармане револьвер.

– Версия интересная, – изрек наконец Шумов. – Она пришла мне в голову сразу, как только ты рассказал про записку, которую оставил Мухин...

– Да? – разочарованно выдохнул я. – И что?

– Пока ничего, – пожал плечами Шумов. – Понимаешь, у меня нет иллюзий насчет Орловой. Может быть, она и есть Барыня. Может быть, по ее наводке Мухин увел у Хруста алмазы. Может быть. Доказательств у меня пока нет.

– Но ты ей все же не доверяешь?

– Знаешь, Саня, – вздохнул Шумов, – у меня кое‑какой опыт по распутыванию всяких странных историй имеется... И вот какой вывод я сделал: я до сих пор живой, потому что не доверял никому. И сейчас я тоже не доверяю никому, а не только Орловой.

– Понятно... – сказал я, а потом сообразил: – Что, и мне тоже не доверяешь?

– А чем ты лучше других?

– Ну, тогда и я тебе не доверяю! – с мстительным удовольствием выпалил я.

– Твое законное право, – хладнокровно ответил Шумов.

 

6

 

Если Шумов что‑нибудь и надумал в своей позе восточного мудреца, то мне он об этом не сказал. А я уже точно ничего не придумал, я хотел только убраться с наводящих тоску берегов черного пруда.

Багор Шумов припрятал в укромном месте и закидал листьями.

– На всякий случай, – пояснил он. – Вдруг Тыква еще кого‑нибудь прибьет и сбросит сюда. А у нас все уже подготовлено... Хотя лучше бы все же познакомиться с каким‑нибудь водолазом.

– А искать Мухина мы сюда не вернемся?

– Искать Мухина мы теперь будем по‑другому, – решительно сказал Шумов, и я понял, что мудрец в белом шарфе, обмотанном вокруг головы, что‑то все же надумал. В подробности он вдаваться не стал, а я не расспрашивал. И вообще – меня больше волновала не шумовская голова в шарфе, а голова гражданина Америдиса.

Быстрый переход