– Что? – не понял я и ринулся вперед, чтобы рассмотреть поближе что‑то неизвестное, но Шумов оттолкнул меня назад и прошипел с неподдельной злобой:

– Ну куда же ты прешь! Все у тебя под ногами, ты же затопчешь...

Я посмотрел на серый песок у себя под ногами. Справа было черное пятно от давнего костра, слева – россыпь битого бутылочного стекла, едва прикрытая опавшими листьями. А впереди – чуть заметный след от автомобильных покрышек.

– Въехал? – спросил Шумов, и я не понял, про кого это он – про меня или про машину, которая здесь была. Я только подал Шумову руку и сказал:

– Позитивное пьянство – сильная штука.

– Значит, въехал, – сказал Шумов, пожимая холодными пальцами мою ладонь. – Раз въехал, так бери багор и иди вылавливай своего Мухина. Я тебе просто как на блюдечке все преподношу... – Он посмотрел мне в лицо и махнул рукой: – А‑а‑а... Чем ждать, пока ты решишься, проще самому все сделать!

Он выхватил у меня багор и стремительно кинулся к воде, вошел сначала по колено, потом почти по пояс...

Я испугался, что Шумов сгоряча забудет остановиться и уйдет под воду с головой, но сыщик в последний момент тормознул, взмахнул багром... И действительно ушел под воду с головой. Багор каким‑то чудом оставался вертикально торчать над прудом.

Секунду спустя Шумов вынырнул обратно, что‑то яростно вопя. Держась за багор, упертый в дно, он выпрямился, нашел меня взглядом и проорал, отплевываясь:

– Да поскользнулся, мать его!!! Не дно, а мусорная свалка! Камень под ногу попал! Здоровый такой, подонок...

Шумов запустил руку в воду, чтобы продемонстрировать виновника своего падения, но, когда рука снова показалась над водой, челюсть у меня отвисла, а у Шумова из другой руки выпал багор.

Потому что в левой руке Шумов держал за волосы человеческую голову.

4

– Надо было взять с собой две бутылки, – с сожалением заметил Шумов, сидя на коряге и стягивая с ноги резиновый чехол. – Кто ж знал, что найти в этом болоте мертвяка – такая тяжкая работа?

– Да мне, в принципе, не холодно, – сказал я, не став уточнять, что лихорадит меня действительно не от холода, а от шумовской находки, которая теперь лежала на пне в паре метров от меня. Кроме головы, ничего найти не удалось – прилив энтузиазма у Шумова сменился такой же глубокой апатией, а я, посмотрев на бледно‑серый шар с волосами, бывший когда‑то чьей‑то головой, не мог заставить себя полезть в воду и вылавливать там все остальное. Ну не было у меня настроения.

– Да мне не для согрева бутылка нужна, – объяснил Шумов. – Мне бутылка нужна, чтобы тебе мозговой штурм устроить. Чтобы ты пришел в себя и узнал Мухина.

Я промолчал.

– Ты же вон до какого состояния раскис, – сокрушался Шумов. – Не можешь узнать старого приятеля! А принял бы – глядишь, и вспомнил...

– Мне надо два ящика водки выпить, чтобы принять ЭТО за голову Мухина, – упрямо сказал я. – ЭТО – не Мухин. Это черт знает кто.

– Ну как же не Мухин? Искали мы Мухина! А нашли не Мухина?! Да это у тебя бред!

– Это у тебя бред, – не согласился я. – Ты выжрал целую бутылку водки, и теперь у тебя все Мухины.

– Лично я Мухина не видел, – признался Шумов. – Поэтому ничего точно сказать не могу. А ты его видел. Поэтому ты его должен опознать. Вот тебе его голова. Ну?

Я через силу еще раз взглянул на серый шар на пне и отрицательно покачал головой.

– Тебя смущает, что на нем нет очков, – понял Шумов. – Вот оно в чем дело.