3

Еще полтора часа спустя на противоположном конце пруда я стоял с бутылкой водки в руке, поджидая Шумова, чтобы совершить ответный акт любезности. Шумов, однако, вылезать из воды не торопился, методично тыча багром в воду и неторопливо двигаясь вдоль берега. Выражение его лица при этом не менялось, менялся зато его цвет – сначала шумовская физиономия стала серой, потом бледно‑серой, а к исходу полутора часов приняла пугающий голубоватый оттенок.

– М‑меняемся? – предложил я, с дрожью вспоминая о прогулке по грязным водам.

– Дай‑ка хлебнуть, – попросил Шумов. – Хлебну и подумаю...

Он подошел поближе к берегу, и я вручил ему бутылку, приняв на временное хранение багор. Шумов отпил из бутылки, поежился и, как обещал, подумал. Подумав, он выпил еще. Цвет лица остался прежним, но в глазах появилось что‑то вроде живого блеска. Шумов еще подумал и снова поднес бутылку ко рту. Тут я не выдержал:

– Нам не хватит на все озеро, если ты будешь хлестать такими темпами!

Шумов выслушал меня, сделал два глотка и ответил:

– Мы все равно не осилим все озеро. Я вот сейчас подумал и понял – мы его не осилим.

– Вернемся завтра? – предположил я.

– Нет, – сказал Шумов. – Мы предпримем мозговой штурм. Мы напряжем наши мозги и быстренько определим, где лежит труп.

– Интересное предложение, – сказал я. Про свои мозги я точно знал, что они находятся в замороженном состоянии. Насчет мозгов Шумова, учитывая скорость поглощения им водки, у меня тоже были определенные сомнения.

Но у Шумова никаких сомнений не было. Он торжественно объявил:

– Мозговой штурм будем проводить по методике позитивного пьянства!

После этого он в считаные секунды вылил внутрь себя остаток водки. А я приготовился цеплять багром бесчувственное шумовское тело и тянуть его к берегу. Но – пронесло. В смысле, Шумов устоял.

Мозговой штурм, очевидно, шел по полной программе – Шумов как‑то странно наклонил голову, потом резко дернул ее назад и чуть не упал. Минуты две он восстанавливал равновесие, затем обнаружил в своей руке пустую бутылку, коротко размахнулся и швырнул ее себе за спину.

– Никого не зашиб? – любезно поинтересовался он и повернулся, чтобы удостовериться в бескровном итоге пуска пустой бутылки. Само собой, никого стеклотарой не задело, и, кажется, Шумова это удивило. Он так и застыл, глядя на воду, которая только что поглотила источник живительной энергии. Может, он ждал, что бутылка всплывет?

Шумов повернулся ко мне, и я с удивлением заметил, что он совершенно серьезен и на пьяного совсем не похож. Разве что улыбка на его бледно‑голубом лице была уж слишком дикая:

– Ты видишь?

– Что именно? – скептически переспросил я.

– Вон там, за деревьями... – Шумов сгоряча двинулся в указанном направлении, но быстро осознал, что ходить по воде аки посуху у него пока еще не получается. Чертыхаясь, он выбрался на берег и, не снимая защитных чехлов, зашагал к какой‑то одному ему известной цели. Я, положив багор на плечо, потащился следом.

– Тут же все кусты по берегу, – бормотал Шумов на ходу, – или бревна какие‑то валяются... Подойти трудно! А там, – он снова ткнул куда‑то рукой, – там, я видел, открытый такой кусочек есть... Там удобнее и подъехать, и подойти...

Вскоре он вправду вывел меня на участок берега, похожий на чрезвычайно замусоренный дикий пляж. Весь участок был длиною метров в пять‑шесть, и со стороны лодочной станции его трудно было заметить.

– Видишь? – тихо спросил меня Шумов.

– Что? – не понял я и ринулся вперед, чтобы рассмотреть поближе что‑то неизвестное, но Шумов оттолкнул меня назад и прошипел с неподдельной злобой:

– Ну куда же ты прешь! Все у тебя под ногами, ты же затопчешь.