Весь я был какой‑то ватный, и потому они сумели мне руки заломить за спину. Но тащить меня к машине было задачей непростой, почти то же самое, что из болота тащить бегемота. Поэтому пришлось приводить в чувство того парня, которого я учил любить родную землю. Пока тот с трудом поднимался на ноги, Треугольный сверлил меня шизанутыми глазами и верещал какую‑то бредятину.

– Куда ты дел тело, подонок? Мне нужно тело, понимаешь? Мне нужно тело!

Вот ведь треугольный извращенец. Тело ему подавай. Я впервые слышал, чтобы взрослый человек такое говорил среди бела дня. Я думал, что такое только в порнофильмах говорят гнусавым голосом: «Мне нужно твое тело! Я хочу твое тело!» Или в фантастических боевиках из жизни пришельцев, которые подрабатывают на краже человеческих тел. Тем тоже всякие тела подавай. Но Треугольный не походил ни на героя порнофильма, ни на пришельца. Он походил на идиота. А что с идиотами разговаривать? Да еще с такими, которые лупят резиновыми дубинками. Я же говорил – в принципе с любым человеком можно договориться по‑хорошему, только сначала нужно отобрать у этого человека резиновую дубинку. В случае с этим идиотом я бы добавил – и сразу дать в грызло. А уже потом – если тот выживет – договариваться по‑хорошему.

– Все, я готов, – выдохнул наконец пострадавший знаток родной земли. Ему посоветовали подключаться к процессу перемещения моего тела к машине. Треугольный все еще требовал какого‑то тела, а уяснив, что ответа от меня не добьется, зловеще прошептал:

– Ну, если не хочешь разговаривать по‑хорошему... Посмотрим, как ты заговоришь, когда тебе в задницу засунут пивную бутылку! Целиком!

Вот тут мне стало как‑то нехорошо. И даже не из‑за самого обещания Треугольного, а из‑за того, что где‑то это обещание я уже слышал. И воспоминание наполнило меня уверенностью, что попал я в руки людей ответственных – уж если что сказали, так обязательно выполнят.

Двое подхватили меня под мышки и поволокли к «Тойоте» под чутким руководством Треугольного. Я из последних сил пытался сопротивляться и даже попробовал звать на помощь, но Треугольный слегка двинул меня дубинкой по голове и порекомендовал заткнуться. Я к этому времени слишком устал от боли и заткнулся. Но хуже стало не мне, а Треугольному.

Что‑то темное и продолговатое просвистело у меня перед носом и врезалось в голову Треугольному. Врезалось, а потом взорвалось, осыпав меня градом мелких осколков. Потом в воздухе пронеслась еще одна такая же штука, она тоже рассыпалась на тысячи кусочков, и в результате меня перестали поддерживать с левой стороны.

Все это поддавалось объяснению не больше, чем вопли Треугольного типа «Мне нужно тело!». Я понимал только одно – мир, окружающий меня, свихнулся окончательно.

Но тут подошел Шумов, и все стало совсем плохо.

3

То есть сначала все было хорошо, потому что, внезапно возникнув между мной, моей опорой справа и воющим от боли Треугольным, Шумов молча звезданул чем‑то длинным и черным Треугольного по башке, потом развернулся и так же, без комментариев, врезал промеж глаз моей опоре. Опора взвыла от боли и кинулась бежать к «Тойоте».

Я оказался свободен и, воспользовавшись этим моментом, пнул по ребрам Треугольного. После этого потерял равновесие и грохнулся задом в желто‑коричневую листвяную размазню.

– Надо рассчитывать свои силы, – бесстрастно бросил мне Шумов и так перетянул Треугольного своей черной штукой, что тот заорал как ошпаренный и бросился к «Тойоте» с хорошей спринтерской скоростью.

Двое других были уже там, у машины, но давать деру не собирались, копошась в салоне автомобиля. Я еще не сообразил, что тут намечается, а Шумов нагнулся и аккуратно положил черный продолговатый предмет на землю.