Минут через пять после того, как «Тойота» стремительно покинула дачный поселок, так же стремительно к шумовской даче подъехала милицейская бело‑синяя «Дэу». Шумов усадил меня в кресло, дал мне в руки бутылку водки, а сам пошел общаться с представителями закона. Прихватив с собой карабин.

Еще через пару минут он вернулся, спокойный и сосредоточенный. В ответ на мой вопросительный взгляд он коротко бросил:

– Они уехали. Им понравились мои объяснения.

– А какие были объяснения?

– Я стрелял по воронам, – сказал Шумов, подумал и добавил: – Я часто стреляю по воронам. Они уже привыкли. Милиционеры, я имею в виду, а не вороны.

Я закрыл глаза. Мне тоже понравились шумовские объяснения. Неясным было только одно – каждая ли «стрельба по воронам» была вроде сегодняшней? Или через раз?

– Вазы только жаль, – со вздохом проговорил Шумов, опускаясь в кресло напротив меня и выливая в стакан остатки водки. – Хорошие были вазы, новые.

– Какие вазы? – пробормотал я, не открывая глаз.

– Те самые. Я же сказал – что под руку попалось, то и схватил. А тут стояли как раз коробки с вазами. Хозяйка на прошлой неделе привезла, а у меня никак руки не доходили распаковать. Вот я и схватил две вазочки, благо они небольшие были, бросать удобно...

Я вспомнил продолговатые коричневые предметы, взрывавшиеся при ударе о головы моих противников. На лице у меня осталось несколько порезов от разлетевшихся вокруг осколков. Оказывается, это были вазы. Оказывается, банду Треугольного глушили предметами искусства. Не каждому выпадает такая честь.

– Хозяйка, конечно, расстроится, – рассудительно произнес Шумов и опрокинул в себя остатки водки. – Но что поделаешь, если ничего другого мне под руку не попалось.

– Хозяйка – это жена? – поинтересовался я.

– Вот еще! – фыркнул Шумов. – Хозяйка – это хозяйка. Это ее дача.

– Да ну? А я думал, это твоя...

– Если ты видишь пса, сидящего в будке, – нравоучительно сказал Шумов, – не стоит думать, что будка является собственностью пса. Вот и со мной так же. Я эту хибару сторожу. А хозяйка... – Шумов вздохнул. – Она подкинула мне эту работенку в знак благодарности. Хотя я считаю, что благодарить‑то особенно не за что...

– Да? – сказал я, подталкивая Шумова к дальнейшим объяснениям. И он не стал отмалчиваться. Очевидно, даже компания канала «Дискавери» в конце концов надоедает.

– У нее сына убили, – медленно, как будто нехотя произнес Шумов. – Она хотела, чтобы я нашел убийц. Ну, я и нашел.

– И что?

– А ничего. – Кажется, он и в самом деле не горел желанием трепаться о своих былых подвигах. Мне пришлось быть настойчивым, и тактика моя тут была проста – раскрутить Шумова на мемуары о старых делах, а потом плавно подвести к моим проблемам и намекнуть, что больше никто в мире эти ниточки не распутает.

– Их судили? – спросил я. – Этих убийц?

– Как тебе сказать... Там особенно нечего было судить. Так уж получилось.

– А‑а‑а, – протянул я, внутренне поеживаясь от слов «особенно нечего». – Так поэтому ты и считаешь, что она тебе ничем не обязана?

– Она мне ничем не обязана, потому что ее сына убили, – мрачно ответил Шумов, крутя в пальцах пустой стакан. – И воскресить его я не мог. А всякие там убийцы... Это уже мелочь. Это не меняет сути дела. Неправильно сводить все к мести. Хотя... – Шумов сжал зубы, и его лицо исказилось в странной и неприятной гримасе.