Ясности это не прибавило. Любой звали жену Лимонада. Но что такого плохого я сделал этой семье, чем я заслужил «сволочь» вместо «здравствуй» – ума не приложу. Хотя... Черт! Я досадливо хлопнул себя по лбу. Лимонад просил меня побазарить с Гиви Хромым насчет пониженного налогообложения. Я это дело продинамил, а к Лимонаду, должно быть, пришли сборщики налога на «крышу». А Лимонад заартачился, и тогда...

– Он живой? – встревожился я. – Лимонад живой?

– Спасибо, что спросил! – язвительно отозвалась Люба. – Он живой, но только не твоими заботами! Лимонад в больнице с переломанной рукой и с сотрясением мозга! Доволен? Этого ты хотел?!

– Я этого не хотел...

– Ну да, – свирепствовала Люба. – Ты хотел, чтобы его насмерть прибили!

– В какой больнице? – виновато пробубнил я. – Я сейчас съезжу, навещу его...

– Съездишь?! Навестишь? Он вот теперь месяца полтора работать не сможет! А кто будет семью кормить? Это же тебе хорошо – ни жены, ни детей, можно всякими глупостями заниматься сутки напролет...

Да что это они все – все поголовно! – считали своим долгом отчитывать меня. Что ДК, что Тамара, что Шумов, что Люба. И какими это глупостями я занимаюсь сутки напролет? Я‑то как раз делами занимаюсь, а вот как ее муж кормил семью еще до сотрясения мозга – это очень интересный вопрос! Я как раз подозревал, что кормил семью не Лимонад, а кормила ее Люба за счет своего надомного портновского бизнеса. Короче говоря, я был везде прав, а она была везде не права. Но я не стал об этом говорить Любе, чтобы лишний раз не расстраивать.

– Не переживай, – сказал я. – Что‑нибудь придумаем.

– Кто придумает? – уточнила Люба. – Конкретно, пожалуйста, кто придумает и кто ответит за то, что моему мужу среди бела дня ломают руки, а он после этого отказывается вызывать милицию?!

– Лично я придумаю, – пообещал я. Я хотел было упомянуть для солидности имя Гиви Хромого, но, во‑первых, Люба могла не знать, кто это такой, а во‑вторых, узнав о нем, она наверняка бы растрепала на всех углах, что это Гиви Хромой избил ее дорогого Лимонада. Если бы это дошло до ушей самого Гиви, то проблемы со здоровьем начались бы не только у Лимонада.

Поэтому я решил все сделать тихо и мирно. Для этого я отправился к Лимонаду. Перед этим я купил литровый пакет с соком, аккуратно вскрыл его, сок перелил в банку, чтобы побаловать себя на досуге, а в пакет залил две бутылки пива. После чего заклеил пакет, положил его в сумку, замаскировал яблоками и печеньем. Теперь можно смело отправляться вперед и надеяться на прохождение больничной таможни.

Таможню‑то я прошел, но когда в конце концов я просунул голову в палату Лимонада, то увидел кислую рожу в бинтах, и эта рожа осталась кислой даже после того, как я показал пакет и пояснил, что там внутри. Лимонад превратился в кислую белую рожу.

– Пошел ты знаешь куда со своим пивом? – вяло проговорил Лимонад, выглядевший белым не только из‑за простыней, бинтов и гипса, но еще из‑за цвета лица. На соседней кровати лежал какой‑то тип с загипсованной ногой и враждебно косился на меня – то ли из‑за того, что ему никто пива не приносил, то ли из‑за того, что у меня обе ноги были здоровыми.

– Ну чего ты взъелся? – утешил я Лимонада. – Бывает, бывает... Я тоже в детстве ломал руку. Упал с велосипеда и сломал руку.

– С велосипеда?! – прошипел Лимонад. – Значит, с велосипеда?! А в четыре часа утра к тебе никогда не приходили три здоровых урода? Не били тебя башкой о стену? Не обещали изнасиловать жену?

– Нет, – сказал я чуть растерянно.