Но прежде чем я успел все это объяснить Шумову, тот выхватил ноги покойника у меня из рук, и через секунду завернутое в ковровую дорожку и всевозможные тряпки тело полетело с лоджии вниз. Шумов тут же закрыл окно, и поэтому звук приземления трупа на землю получился еще глуше, чем на самом деле. Можно сказать, что все прошло почти бесшумно.

– Я думал, – сказал я после паузы, – что мы повезем его куда‑нибудь в укромное место. Закопаем. Или бросим в реку.

– Зачем такие сложности? – зевнул Шумов. – Знаешь, как у поэта: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»? Так и тут – чем меньше возишься ты с трупом, тем больше шансов, что тебя никто не засечет.

– Ну да, – с недоверием посмотрел я на Шумова. – А теперь труп лежит у меня под окнами. Это что, безопасно?

– Объясняю для дилетантов, – Шумов по ходу объяснений переместился с лоджии в ванную, вымыл руки, а затем оказался на кухне, причем там он подверг весьма бесцеремонному обыску мой холодильник. – Когда это тело найдут, то менты подумают так: «Труп аккуратно упакован, значит, работал профи. Если работал профи, то он постарался забросить труп подальше от места убийства». Вот и все, Саня, – снисходительно посмотрел на меня Шумов, раскрыл холодильник и нахмурился. – Ты что, на диете?

– Я обычно на работе ем, – пояснил я. – В баре. Но сегодня меня уволили, а захватить я с собой ничего не успел, потому что у нас в баре убили одного милицейского подполковника...

– Не гони, не гони, – замахал руками Шумов. – Я еще про прошлых твоих покойников не все понял, а ты уже новых мне подкидываешь. Да еще милицейских подполковников...

– Так получается, – развел я руками. – Я не виноват.

– Ну да. Тот парень в плаще тоже был не виноват. Он всего лишь выполнял свою работу, а потом неудачно упал затылком на ступеньку. Так получилось.

Я вспомнил о трупе и поежился. Как‑то не по‑людски это было – выбрасывать еще теплое тело с лоджии.

– Ха, – ухмыльнулся Шумов, когда я высказал это свое предположение вслух. – Ты бросай эти свои сентиментальные мыслишки: по‑людски, не по‑людски... Откуда ты знаешь, что они хотели с тобой сделать?

Черт, а он прав. Я вспомнил вырвавшееся у Треугольного во время подзаборной потасовки: «Посмотрим, как ты заговоришь, когда тебе в задницу пивную бутылку засунут!» Шумов оценил изменившееся выражение моего лица и нравоучительно заключил:

– Вот так‑то. Завязывай с гнилым гуманизмом, иначе ты свою девчонку у Тыквы не выцарапаешь.

– А ты мне поможешь? – встрепенулся я.

– Все равно мне придется с Тыквой поболтать, – мрачно проговорил Шумов.

– Зачем?

– А так уж сложилось, – загадочно ответил Шумов. Он сел на табурет и стащил с себя пахнущую мусоропроводом кожаную куртку. Под курткой был темно‑серый свитер, и я заметил, что на левом боку он распорот, словно Шумов перебирался через забор и зацепился за что‑то острое. Шумов перехватил мой взгляд и прокомментировал дефект своей одежды:

– Это была лажа номер два.

2

Увидев, что я собираюсь прилечь на диван, Шумов предостерегающе погрозил мне пальцем:

– На твоем месте я не стал бы этого делать.

– Почему? – полусонно спросил я. Путь до дивана оказался таким долгим и таким небезопасным, что теперь я просто не мог удержаться от соблазна лечь, вытянуться и закрыть глаза, чтобы провалиться в сладкий, безмятежный сон.