Элпью сглотнула. Зачем кому‑то может понадобиться порошок из лисьих яичек? Известь – негашеная, известь – гашеная, купорос, серебряная окись свинца, глауберова соль, роговица, магнитный железняк.

Снаружи, на улице, загрохотали, направляясь к подвалу, шаги. А вдруг это возвращается убийца? Элпью затаила дыхание и огляделась в поисках укрытия. Но обладатель тяжелой ритмичной поступи проследовал мимо двери.

Элпью вернулась к своему занятию. Графит, реальгар, пирит, сушеные улитки, порошок рожкового дерева…

От поднятой пыли защекотало в носу. Элпью от души чихнула, раздув пыль с полок во все стороны. Наклонилась, чтобы достать платок, и на глаза ей попалась большая банка с красноватым порошком. На грязной наклейке значилось: «Киноварь – порошок».

Спрыгнув на пол, Элпью поставила банку на стойку. Вытащив пробку, заглянула внутрь. Красновато‑коричневый комковатый порошок заполнял банку до краев. Сыщица высыпала содержимое на стол. Разгребла порошок и нашла то, что искала. Листок бумаги с оборванным с одной стороны краем. Он был того же размера, что и книга записей, и явно был вырван оттуда. На листке небрежным почерком Бо был проставлен длинный ряд символов. И больше ничего. Это был ключ, но что он означал?

Всего лишь одна формула:

– За Кенсингтонским двогцом мы свегнули на догогу поменьше, пгоехали по двум мостам – дегевянному и каменному – и миновали дегевню под названием Пастуший куст.

– Пастуший куст? – заверещала графиня. – Прошу тебя, Пигаль, не продолжай. Это место не станет лучше, если я узнаю его название. До каких глубин сельской жизни мы падем? – Внезапно она схватила подругу за локоть. – Пожалуйста, прошу тебя, пообещай, что мы не станем останавливаться и разговаривать с пастухами. Умоляю тебя!

– Не будем, если тебе этто не по душе, – пожала плечами Пигаль. – Тогда, если мы заблудимся, пгидется ехать до Тегнам‑Ггин.

– Тернам‑Грин! Я бы тебе ответила, да воздержусь.

Остаток пути женщины провели в гробовом молчании, разглядывая унылые поля.

Въехав в деревушку Актон, карета остановилась у таверны – ее неумело нарисованная вывеска «Петух» поскрипывала на ветру.

– Здесь мы зададим вопгосы, – объявила Пигаль, пригибаясь, чтобы войти в низенькую дверь.

– И отведаем, я полагаю, супа из свиных ножек и эля. – Графиня подковыляла к стулу у ревущего очага и протянула к огню озябшие руки. – Давай же, Пигаль, ты меня угощаешь, не забыла? Предполагается, что сегодня у меня день развлечений.

По заказу Пигаль им принесли толстые куски хлеба с сыром и луком.

– Этто почему‑то называется завтгаком пахагя, – пояснила герцогиня, впиваясь в ломоть хлеба длинными желтыми зубами.

– М‑м‑м, – отозвалась графиня, расправляясь со своим куском. – Вкус соответствует названию.

Они молча жевали, уставясь на огонь. Пигаль первой отодвинула тарелку.

– Я попгосила кучега остогожно погасспгашивать об этом малыше. – Она сделала несколько больших глотков пива из глиняной кружки.

– А как его зовут?

– К сожалению, не помню. Одно из этих иностганных имен, d'accord. Подходящее имя для шуток на сцене, как я тогда подумала. Абдулла? Махатма?

– Ну, если ты не знаешь его имени… – Графиня отправила в рот сырные крошки и возобновила свое ворчание. – Я считаю, что, были всего только два человека, у которых имелись основания жить в деревне. Адам и Ева.

Но остановить Пигаль было невозможно.