Зденек и Роберт выросли, особенно Зденек. На лице его темнел пушок, и он то и дело поглаживал себя по щекам, приговаривая:

– Как назло, забыл побриться…

Роберт, казалось, похудел еще больше, а Валя потолстела, словно бы раздалась вширь.

Само собой, она по прежнему была влюблена в Зденека, а Зденек – это увидели сразу все мы – кидал беглые, словно бы равнодушные взгляды на Лилю Островскую.

Бывают такие девочки: растут бок о бок с тобой, тихие, неприметные, их не видишь, не замечаешь, здесь ли они или их нет.

И вдруг, внезапно, в один прекрасный день гадкий утенок обернется прелестным лебедем.

Так было и с Лилей. Жила была девочка как девочка, в меру некрасивая, молчаливая, даже угрюмая. О ней никто не думал, никто не говорил.

И вот осенью мы встретились в школе и оказалось: Лиля – красавица.

Не то, чтобы черты лица были такие уж правильные, но все в ней, от гордой посадки маленькой головы до румянца на щеках, все было до того гармоничным и пленительным, что не одна я, все мы только молча дивились: что это произошло с Лилькой?

Может быть, какой нибудь особенно придирчивый художник вряд ли одобрил бы ее нос, широкий, слегка приплюснутый, и высокие приподнятые скулы, и яркий большой рот, но все вместе это было прекрасно.

И она сама, видимо, сознавала свою неожиданную привлекательность. Сознавала, и гордилась, и в то же время немного стыдилась удивленных взглядов, которые мы все на нее бросали.

Зденек, очевидно, влюбился. Все мы сразу же увидели это.

Одна Валя ничего не замечала.

Мы шли с нею из школы домой, и она, как всегда, говорила о Зденеке, о том, что он вырос, не правда ли, стал совсем взрослый…

Я сказала ей:

– Зденек бегает за Лилькой.

Валя удивилась.

– Еще чего!

Потом задумалась, помрачнела.

– Уж ты скажешь…

Однако мои слова, наверное, запали ей в душу.

Она стала ловить взгляды Зденека, глядела то на него, то на Лилю и в конце концов все поняла.

– Что ж, – сказала она мне упрямо. – Что с того? А я все равно…

И оборвала себя. Но я и так поняла, что она хотела сказать.

Однажды Зденек собрал всех нас возле себя и сказал, краснея:

– Тут один мой товарищ стихи написал…

– Какой товарищ? – спросил Лешка.

Зденек неопределенно махнул рукой.

– Там, один, ты не знаешь… Ну так как, хотите послушать?

– Валяй, – сказал Роберт.

Зденек стал читать, слегка завывая:

И скучно, и грустно

И…

К черту Пушкина, к черту Лермонтова.

Скука.

Даже в этом лазурном Сорренто.

Скука.

Только ты, только ты одна в моем сердце.

Я не знаю, что делать,

Где от дома твоего дверца.

Я хожу по Москве и тоскую,

По тебе одной тоскую,

Где еще мне найти такую,

Такую, похожую на стату́ю?

Он обвел нас гордым и одновременно боязливым взглядом. И мы сразу поняли, кто написал эти стихи. Должно быть, Валя поняла первой.

– Очень хорошо, – грустно сказала она. – Замечательные стихи. Прямо как Маяковский.

– Да, – согласился Лешка. – Конечно, очень хорошие стихи.

Зденек перевел глаза на Роберта.

– Мне не нравится, – сказал Роберт.

– Чем же? – вызывающе спросил Зденек.

– Всем. Ничего хорошего.

Длинные зеленоватые глаза Зденека потемнели.

– Чем же стихи тебе не нравятся?

– Кто написал их? – вместо ответа спросил Роберт.

– Кто бы ни написал, а по моему, стихи отличные, – ответил Зденек.