— Сколько вы хотите? — суетливо полез в кошелёк Тори.

— Брось, — отмахнулся алхимик, — ни к чему мне твоё золото. Да и не за этим ты пришёл.

— Простите? — замешкался Виатор.

— Старик Карагус не дурак, — он как-то невротично поёжился, огибая комнату по неровной дуге, — думаешь, я последний человек здесь? Не-е-ет, птицы на ветки не садятся, не укажи им двенадцатая длань, да простят они простоту моих суждений.

Виатор и Спек напряглись и затаили дыхание, будто бы безмолвно согласившись с тем, что тейна Карагус был несколько не в себе. Однако, алхимик намеренно проигнорировал их подозрительные взгляды и продолжил свою речь:

— Карагус не первый день на земле живёт. Вот уж не надеялся дожить до такого дня. Да только мир разрушился, тарелка раскололась, и не будет ничего больше. Кто нас спасёт? Кто спасёт, тому это и не надо вовсе. Да и не спасёшься от самих себя. Если хворь не уничтожит нас, то мы сами себя погубим. Неужто ты не видел искры в его глазах? Так разгорается пожар. Как ты мог не заметить? — он выдержал небольшую паузу, — впрочем, что тебе вообще замечать, если ты даже этого не разглядел!

С этими словами Карагус указал на амулет, небрежно наброшенный прямо поверх кожаного жилета, предусмотрительно носимого Тори в небоевое время. Камень в нём и вправду начал излучать едва заметное, но уже различимое свечение. Тори не нашёлся, что ответить. Он растерянно смотрел на Карагуса, пытаясь собрать мысли в кучу и осознать всё сказанное. В воздухе повисло неловкое молчание, рисковавшее затянуться, если бы старик вдруг не обратил внимание Тори на Спек:

— Ааа, вот и началось, — сочувственно кивнул он в сторону девушки. Она лежала, свернувшись на заваленном случайным хламом диване. Её ноги были поджаты и упирались в кучу старого тряпья и какие-то деревянные ящики, нагромождённые на самом краю. Спек дышала быстро и тяжело, её глаза были зажмурены, а тонкие пальцы крепко сжимали опустевшую склянку, побелев от напряжения. Ещё несколько минут назад находившаяся в сознании, теперь она пребывала в некотором лихорадочном трансе.

— Что происходит? — напугано спросил Виатор, — ей хуже?

— А ты не очень-то искушён в этих вопросах, — улыбнулся старик, — организм сопротивляется. Вот-вот должно отпустить. Но она ещё часа два пролежит. Так что побудь здесь немного, последи, чтобы не померла, а потом ко мне поднимайся. Я тебя чаем напою.

***

Оставшись наедине со Спек, Тори почувствовал себя ещё более неуютно. Её состояние было для него загадкой, он не знал, чего ждать, и что он вообще может сделать. Он снял с себя плащ и накинул на неё в надежде, что это поможет унять дрожь. После этого Виатор хотел было подняться наверх, но услышал в тихом стоне девушки своё имя.

— Ты что-то сказала? — наклонился он к ней, хотя не очень-то надеялся услышать внятный ответ. В этот момент Спек потянулась вперёд и коснулась его руки. Привычная мягкая коричневая перчатка была небывало горячей. Виатор неуклюже присел на край пыльного отсыревшего дивана, едва не сваливаясь с него, и осторожно сжал её ладонь.

— Я могу… как-то помочь тебе? — выдавил он. Девушка только сильнее сжимала его руку, продолжая пребывать в бреду. Виатор чувствовал себя неуютно, ему не нравилось ощущение беспомощности в то время, как от него требовалось совершенно противоположное. Что она видит сейчас в своём беспокойном сне? Какие тайны скрывает подсознание таких… как она? Тори невольно вспомнил сны, которые видел перед тем, как оказался в Сомниуме. Смазанные горячечные сны, в которых слышался один лишь голос, что звал и направлял всё это время. И Тори начал говорить. Ему ни за что на свете не удалось бы так складно укладывать строки, как голосу из его снов, но он прекрасно помнил пару кабацких песен, услышанных на родине ещё в детстве, когда он осторожно следовал за отцом и терялся в толпе, приобщаясь к вечернему кутежу среди запахов медовухи и мяса.