Единственное, о чем он мог думать, – это о соблазнительной близости попки Мэри Роуз. И только когда он передал незадачливую беглянку
с рук на руки Синджен с наказом повалить ее на пол и сесть сверху, если снова вздумает натворить глупостей, осознание совершенных
грехов новой тяжестью легло на душу. Список рос час от часу. Он наверняка истерзал бы себя раскаянием, не сообщи Паудер о приезде
гостей. При виде сэра Лайона Тайсон решил, что предпочтет провести остаток дня в составлении перечня своих прегрешений, чем вытерпит
хоть полчаса в обществе этого человека. Однако на сей раз с ним прибыла Гвинет. День клонился к вечеру, и по замку разносились
соблазнительные запахи. Хлеб благоухал так, что все домочадцы невольно принюхивались. Сэр Лайон тоже с удовольствием вдыхал аромат
свежеиспеченного хлеба. Тем временем Тайсон проводил будущую тещу в гостиную. Интересно, почему в прошлый раз она отказалась войти, а
сейчас вдруг согласилась? Мэри Роуз, к счастью, была наверху, в спальне Мегги, которая по приказу отца развлекала будущую мачеху, не
сводя с нее влюбленных глаз. Синджен, как доложили Тайсону, то и дело заглядывала в комнату с целью убедиться, что Мэри Роуз не
сбежала через окно. Колин в это время пребывал в конюшне, решая, каких лошадей необходимо приобрести для Килдрамми, – Сэр Лайон,
матушка Мэри Роуз, – поприветствовал Тайсон, так и не удосужившийся узнать ее имя. – Спасибо, Паудер.
– Я поднимусь в вашу спальню, милорд, и вычищу одежду.
– Превосходная мысль, Паудер. Я хотел поблагодарить вас за прекрасно выглаженные галстуки, – кивнул Тайсон и обратился к гостям; –
Где бы вы хотели сесть? Сейчас попрошу миссис Голден заварить чай.
– Миссис Голден не следовало быть здесь, – раздраженно бросил сэр Лайон, но, сообразив, что неудачно начал беседу, постарался
загладить резкость; – Миссис Макфардл, невзирая на все ее достоинства, – редкостная стерва. Пожалуй, неплохо, что вы от нее
избавились. Кстати, хлеб пахнет восхитительно.
– Я попрошу подать его к чаю, – предложил Тайсон и вышел, чтобы отдать распоряжения Паудеру, который еще не успел приступить к чистке
одежды хозяина.
Когда викарий вернулся, Гвинет Фордайс призналась:
– Не поверите, но мне самой не раз хотелось воткнуть ей нож под ребро. Все эти годы она была непростительно груба с моей дочерью.
Меня она побаивалась, считая сумасшедшей.
– Не сомневаюсь, что она сможет быстро найти выгодную должность, – отозвался Тайсон и, усадив гостей, сам встал у камина.
Сэр Лайон откашлялся, бросил косой взгляд на Гвинет и торжественно начал:
– Милорд, насколько я понимаю, прошлой ночью здесь было неспокойно. Небольшие неприятности?
– Ничего такого, чего мы не смогли бы уладить. – заверил Тайсон и замолчал, ожидая, что последует дальше. Сэр Лайон собрался с духом:
– Как дядя и опекун Мэри Роуз я готов дать свое позволение на ее брак с вами, если она выплатит мне некоторую сумму из денег,
оставленных ей отцом, в возмещение расходов, которые я понес, все эти годы обеспечивая Мэри Роуз и ее дражайшую матушку жильем,
одеждой и пропитанием. Двадцать пять лет, не забудьте! Точнее, почти двадцать пять.
– Понятно, – кивнул Тайсон. – Особенно если учесть, как вы были добры и милосердны к свояченице и ее дочери. По видимому, сознания
собственного благородства вам недостаточно.
– Нисколько. Скажи ему, Гвинет.
Мать Мэри Роуз медленно поднялась и пронзила взглядом сэра Лайона. Ее все еще прелестное лицо исказилось ненавистью. |