Горит морская зыбь

 Мильонами огней,

 И миллионы рыб

 Сплетаются под ней…

 Скрежещут соловьи,

 И Верочка Хаит

 В объятиях любви

 Летит, летит, летит!

 Ей видно все вокруг,

 И тот далекий луг,

 Где, образуя круг,

 Лежат, раскинув рук,

 Тела ее подруг

 В плену любовных мук,

 В плену летальных слов

 И золотых ослов…

 Материки чисты,

 Моря видны до дна.

 Встает из темноты

 Двузубая луна.

 Стоят ногами в ряд

 Угрюмые дома —

 Бесспорно, говорят,

 Она сошла с ума.

 Она летит, летит,

 Звезда ее горит…

 Выкручивает страсть

 Тела кариатид.

 * * *

 Сиди в своем пруду,

 Люби свою среду,

 Глотай свою еду,

 Дуди в свою дуду!

 А там, в подлунной мгле

 Под зеркалом светил

 Блуждает на земле

 Пророк Изекиил.

 Он смотрит в небеса,

 Бледнеет и молчит —

 Там обод колеса

 Горит, многоочит.

 Там блещет серафим

 Орлиной головой —

 Но кто там, рядом с ним,

 Ошую от него?

 И прозревает вмиг —

 То Верочка Хаит!

 Ее ужасен лик,

 Ее прекрасен вид!

 Лишь дрогнут рамена,

 И отступает тьма,

 Так славься, о, жена,

 Сошедшая с ума!

Летит ее душа

 По звездам напролом…

 Соседи дверь крушат

 Мясницким топором…

 Соседки за стеной

 Ползут под образа —

 Им пламень неземной

 Сквозь щели ест глаза.

 Ужасны их черты,

 Распялены их рты…

 Но неприступно ты

 Взираешь с высоты,

 Среди комет, планет,

 И парой ветхих крыл

 Тебе все машет вслед

 Пророк Изекиил…

 «…сносит крохотную станцию…»

 …сносит крохотную станцию торгующую жареными семечками что там не домик станционного смотрителя? — мигнешь и нет его да водокачка придорожная да за бугром глядишь уже Америка а дальше тьма и слово некому как веселились там на отдыхе как виноград горстями лопали в волне вниз головою прятались глядишь проехали Австралию такие персики шершавые ну совершенно абрикосовые жаль муравьи туда дежурили у касс и занимали очередь под розовой стеной облупленной кассирше торопиться некуда сначала на базар за синенькими потом в Большой потом на выставку нет-нет под жестяной магнолией и минералки но холодненькой еще не все пути завязаны куда б заночевать запамятовала нигде сортира не доищешься да я недалеко от берега нет Антарктида мне без надобности не плачь еще не все потеряно потом припомним горько выдохнувши что от медуз отбою не было и что вода была холодная

 «Белый куст к земле пригибает сырую кисть…»

 Белый куст к земле пригибает сырую кисть,

 и лиловый сумрак обгрызает поля с боков,

 и когда растворяется многоточие облаков —

 нет таких городов, где бы можно было спастись.

 Нет таких трудов, что держали бы над землей,

 над второй зарей — лиловой и золотой,

 а когда за обрывом станет виден конец пути,

 нет такой тропинки, чтобы можно было сойти.