|
– А как мы о перекристаллизации судить будем? По чему? Только по аустенитной устой-чивости? – Конечно! А по чему же?! Мы же состав знаем, зачем воду в ступе толочь? – Пашенька, кандидатская – это всестороннее исследование прежде всего. – Да Женьке достаточно механических характеристик. Сережа! Это же уникальная сталь, как ты не понимаешь! – Тогда надо было просто оформлять изобретение, а не писать кандидатскую. – Ну что за чушь?! – Ладно, ребят, хватит, спорить. Все равно предварительная – это предварительная. В кон-це концов, ничего страшного. Крепче будет. Женьке ругань на пользу, я ж его знаю. А защи-тится он с блеском, вот увидите. – Дай-то бог…. Въехали в лесок. Винокуров обогнул лужу, вырулил на полянку и выключил двигатель. Бокшеев с Соловьевым вылезли из машины С оголившихся деревьев падали дождевые капли. – Красота-то а… – Бокшеев потянулся. – Слушай, Петь, а прошлым летом не здесь были? – Подальше… – Винокуров выбрался из кабины, открыл багажник. – Ну, что, давайте устраиваться. – Давай, давай… Расстелили на мокрой траве брезент, поставили канистру с пивом, авоську с продуктами. Бокшеев достал из портфеля четыре воблы. – Ну вот, а вы хотели в рыгаловку в эту идти, – Винокуров разлил пиво по стаканам, – Здесь у него и вкус-то совсем другой. А там оно мочой старого киргиза пахнет. – Ну, Петруша, не преувеличивай. – Соловьев стал чистить воблу. – Это ведь от бара зави-сит… – От бара! Сказал тоже. Западная терминология, дорогой мой. В Москве баров и рестора-нов нет, запомни. Есть тошниловки и рыгаловки. – Да брось ты. «Националь», – тошниловка по-твоему? – Абсолютная! Хорошие рестораны, а тем более бары сохранились только в Прибалтике. И то пока. Лет двадцать пройдет – и там тоже будут тошниловки и рыгаловки. – В Ленинграде хорошие рестораны. – Немного получше наших. Берите, – Винокуров протянул стаканы. – Слушай, так у нас же нормы еще, забыли? – Ой, мама, родная… – А может ну их, а? – Да давай уж съедим заодно… – А чего, идея хорошая… – Предлагаю средний вариант. Одну съем, две выкинем. – А что. Идея что надо. И нашим и вашим. Волки сыты, овцы целы. – Ну, что, согласны? – Распечатывай. Винокуров распечатал свою Норму, положил на газету: – Эту, что ли? – А хоть и эту… моя старая, вон корявая какая… Соловьев вытряхнул свою норму из пакетика на брезент. Бокшеев долго рылся в портфеле, наконец выложил пакетик: – Моя тоже сохлая. Винокуров разломил норму на три куска, роздал: – Давайте, с пивком. Стали жевать, запивая пивом… На рядом стоящую березу села ворона, каркнула, спланировала вниз и опустилась недалеко от брезента. – Ну, что, птичка божья, – Винокуров допил пиво, отряхнул руки. – Хлеба хочешь? Щас… Он развернул бутерброды, отломил кусок белого хлеба и швырнул вороне. Соловьев нагнулся, взял с брезента норму и кинул следом: – Может, унесет от греха подальше… Ворона покосилась на лежащие рядом белый и темно-коричневый куски, быстро подошла, схватила белый и полетела прочь. Леха накрыл ладонью звонок. – Кто? – осторожно спросили за дверью. – Клав, открой, – Леха оперся о косяки, но руки съехали вниз, он ткнулся головой в дверь и закачался, сохраняя равновесие. – Нажрался гад… первый час уже… не открою… господи… Клавин голос удалился. |
