Изменить размер шрифта - +
Почти всегда у него под мышкой торчали книги необычного формата и без пестрых переплетов.
     - Это мазохизм, - ответил он, когда Чарли рассказал ему о туфлях на высоком каблуке. Снял очки, протер толстые стекла и смущенно пояснил:
     - Понимаете, мазохист получает наслаждение, когда его унижают, бьют. От Уорда я ожидал бы, скорее, прямо противоположного. Его легко принять за садиста.
     Неудачники, подавленные сознанием своей неполноценности, часто склонны брать реванш на проститутках.
     - Мейбл не проститутка.
     - Вы правы, - согласился Чалмерс.
     Чувствовалось, однако, что как южанин он смотрит на вещи по-иному.
     - Во всяком случае, ему несладко. Не хотел бы я оказаться в его шкуре.
     - Он нас ненавидит.
     - Возможно. Даже вероятно. Но ненависть его не направлена лично против вас, меня или кого-то еще из встреченных здесь. Она носит более всеобъемлющий характер, и я не удивляюсь, что он в ней замкнулся.
     - Пытается за что-то всем отомстить, так?
     - Если хотите.
     Но на другой же день попытка столковаться с Чалмерсом окончилась для Чарли унизительной неудачей. Уорда не видели уже двое суток: он не выходил из своей комнаты у Элинор Адаме. Врача вызвать отказался и не пускал к себе никого, кроме Мейбл.
     Утром она зашла за его пальто к Чарли, всем своим видом показывая, что не склонна к разговорам.
     - Ему лучше?
     - Немного.
     - Скоро он начнет выходить?
     После истории с каблуками и объяснений почтаря Чарли в известном смысле проникся уважением к рыжей маникюрше, в которой раньше видел только девчонку.
     Он словно пытался прочесть у нее на лице и в глазах разгадку чего-то таинственного и чуточку страшного; так же теперь смотрела на подругу и Аврора.
     - Он не сказал тебе, чего боится?
     - Он со мной не откровенничал.
     Мейбл отказалась от стопочки, предложенной Чарли, и он вернулся к мыслям о фотоснимке. Он видел у почтаря аппарат последней марки, "Лейку", и, когда Чалмерс заглянул вечером в бар, итальянец спросил, даже не предполагая, что может нарваться на отказ:
     - Вас не затруднит сфотографировать Джастина, когда он будет проходить по улице?
     Южанин, казалось, понял не сразу.
     - Вы хотите сказать, без его ведома?
     - Разумеется. Не думаю, чтобы такой человек запросто давал себя фотографировать.
     Почувствовав, что начал неудачно, Чарли пустился в объяснения и запутался еще больше:
     - Хочу, понимаете, послать снимок друзьям: вдруг они разузнают, кто он такой? Откуда нам известно, не опасен ли он? Вы сами вчера согласились, что он нас ненавидит. При хорошем аппарате снять из-за двери ничего не стоит.
     - Я не могу этого сделать, - сухо отозвался Чалмерс.
     История со снимком с самого начала приняла для Чарли непредвиденные масштабы. Парень вроде штукатура Саундерса, вероятно, согласится, но сделает это так неловко, что Джастин обязательно заметит. Да нет! Теперь Чарли был больше не уверен ни в одном из своих клиентов. Он смутно догадывался, что в поведении людей есть какая-то трудноопределимая демаркационная линия.
     Однако, не желая отказываться от своей затеи, он отправился в лавку еврея-старьевщика Гольдмана.
Быстрый переход