ГЛАВА 21

Николас

Моя мама однажды сказала мне, что время подобно ветру. Он мчится над вами, проносится мимо вас — и как бы вы ни старались, как бы вам ни хотелось, вы не можете удержать его, и вы никогда не сможете его замедлить.

Ее слова эхом отдаются в моей голове, когда я лежу без сна в своей постели, в серой предрассветной тишине, в то время как Оливия тихо спит рядом со мной.

Четыре дня.

Это все, что у нас осталось.

Время пролетело так же быстро, как переворачиваются страницы в книге. Это были славные дни — наполненные смехом и поцелуями, стонами и вздохами, большим удовольствием во всех отношениях, чем я когда-либо позволял себе мечтать.

В течение последнего месяца мы с Оливией действительно наслаждались нашим временем вместе. Мы ездили на велосипедах по городу — с охраной поблизости, конечно. Люди махали нам и звали — не только меня, но и ее тоже.

— Прелестная девушка, — говорили они.

Были пикники возле пруда и поездки в другие наши владения, сладкий голос Оливии эхом разносился по старым коридорам. Я научил ее ездить на лошади, хотя она предпочитает велосипед. Несколько раз она ходила с Генри и мной на охоту — закрывая уши при каждом нажатии на курок, как она это делает всегда.

У Оливии и моей бабушки не было особых причин вступать в контакт, но когда они это делали, королева обращалась с ней вежливо, если не холодно.

Но однажды в воскресенье Оливия испекла булочки к чаю. Это был первый раз, когда она пекла с тех пор, как покинула Нью-Йорк, и она действительно наслаждалась этим. Она сделала свой собственный вкусный рецепт из миндаля и клюквы. Моя бабушка отказалась попробовать даже кусочек.

И тогда я ее немного возненавидел.

Но этот единственный мрачный момент гаснет перед тысячью ярких. Тысячью прекрасных воспоминаний о нашем времени вместе.

А теперь наше время почти вышло.

Семя идеи было посажено в моем сознании на некоторое время — месяцы — но я не дал ему прорасти.

До сих пор.

Я поворачиваюсь на бок, прокладывая дорожку поцелуев от гладкой руки Оливии к ее плечу, уткнувшись носом в ароматный изгиб ее шеи.

Она просыпается с улыбкой в голосе.

— Доброе утро.

Мои губы скользят к ее уху. И я озвучиваю свою идею. С надеждой.

— Не возвращайся в Нью-Йорк. Останься.

Ее ответ приходит через мгновение. Шепотом.

— И на сколько долго?

— Навсегда.

Она медленно поворачивается в моих объятиях, ее темно-синие глаза спрашивают, губы только начинают улыбаться.

— Ты говорил со своей бабушкой? Ты… ты не собираешься делать объявление?

Я с трудом сглатываю, в горле пересохло.

— Нет. Отменить объявление невозможно. Но я тут подумал… я мог бы отложить свадьбу на год. Может быть, два. Мы бы все это время провели вместе.

Она вздрагивает. И ее улыбка уходит в небытие. Но я продолжаю настаивать, пытаясь заставить ее понять. Заставить увидеть.

— Я могу попросить Уинстона проверить женщин из списка. Возможно, одна из них в таких же отношениях, что и у нас. Я мог бы… прийти с ней к взаимопониманию.